Сто великих криминальных драм XX века - Марианна Сорвина

Расследование, которое вёл комиссар мюнхенской полиции Георг Райнгрубер, было громким и вызвало всеобщий интерес. Полиция объявила награду за сведения о преступнике – 100 тысяч марок. Потом она была увеличена до 500 тысяч. Оставив головы жертв, как самую пострадавшую часть, на попечение судмедэкспертов, тела погибших похоронили 8 апреля 1922 года на кладбище Вайдхофена возле церкви Святого Венделина, где Виктория Габриэль пела в хоре.

Дальше встал вопрос о подозреваемых. У Шлиттенбауэра был мотив: во-первых, его оскорбили Груберы, во-вторых, он был прижимистым хозяином, но вынужден был унизительно выплачивать алименты на ребёнка, даже не будучи уверенным в своём отцовстве, в-третьих, именно Шлиттенбауэр обнаружил орудие преступления – мотыгу, и в-четвертых, у него не было алиби на ночь 31 марта. Ещё одной странностью стало последующее брожение Шлиттенбауэра по территории Хинтеркайфека: когда ферма была снесена, сосед бродил по развалинам и перебирал камни, будто пытался что-то найти или увидеть. Потом он заявил, что преступник хотел закопать тела, и показал на вырытую могилу: «Он был местным – я в этом уверен!» Но всё это вместе ещё не свидетельствовало о виновности соседа.

Следующими подозреваемыми стали братья Адольф и Антон Гампы, а дело приобрело политический характер. Подписание Версальского договора, репарации Германии, уступки Веймарской республики, два восстания 1919 года (в Берлине и в Мюнхене) – всё это привело к общественному недовольству в Германии и созданию народного ополчения. После Берлинского путча 1920 года это ополчение приказано было расформировать, а его бойцов разоружить, но боевики на местах не подчинились, из оружия вернули лишь половину, а в Баварии многие отряды ополчения оставались на нелегальном положении.

В Мюнхенское гражданское ополчение, просуществовавшее с мая 1919 года по июнь 1921 года, входил и хозяин Хинтеркайфека Андреас Грубер. То есть его хутор мог быть тайным складом оружия, приготовленного для ополчения: соседи не раз замечали, как по ночам к хутору подъезжали грузовики. Лидерами ополчения были братья Гамп, с которыми хозяин хутора был знаком. Адольф был уголовником и наёмным убийцей, а его брат Антон – его подручным. Эта версия появилась из-за исповедального признания их сестры Кресченс Мейер священнику: когда ей пришла пора умирать, она позвала в больницу священника и рассказала, что её братья расправились с Груберами. Причиной убийства стала скупость Грубера: когда братья явились за оружием, он потребовал денег за его хранение. Правда это или легенда, сказать трудно. Тем более что возможная свидетельница умерла, не успев дать показания.

Куда более правдоподобной кажется самая неправдоподобная из всех версий – возвращение погибшего на войне Карла Габриэля. На него пришла похоронка, но в годы Первой мировой войны такие ошибки были нередки. Не испытывая к своей жене тёплых чувств и не горя желанием вернуться в Хинтеркайфек, Карл мог после войны просто не заявить о себе. Но часть хутора по закону принадлежала ему, и он мог вернуться, чтобы посмотреть, как живут обитатели хутора. В таком случае все обстоятельства убийства складывались в одну логичную картину. Карл и раньше не был уверен, что Цецилия – его дочь, а теперь увидел ещё одного ребёнка и понял, что Виктория продолжает жить со своим отцом. Ненависть переполнила ветерана войны, и он с особенным гневом обрушился на женщин. Вполне логично и то, что он несколько дней жил рядом с трупами: во-первых, для человека, привыкшего к окопной жизни, это не столь уж необычно, во-вторых, он считал хутор своим и находился «у себя дома». Это последнее объясняет и его отношение к домашним животным: они были его собственностью, поэтому он их кормил. Едва ли рецидивисты Гампы стали бы кормить чужой скот и отсиживаться на ферме, к тому же они непременно забрали бы деньги хозяев. Карла Габриэля не интересовали деньги. В его разгоряченном обидами и войной сознании окружающая жизнь давно уже существовала в преломленном виде – совершенно иначе, нежели у других людей. Он пришёл домой мстить.

Но что произошло на самом деле на хуторе Хинтеркайфек, едва ли кто-нибудь узнает, ведь прошло уже почти сто лет.

На первый взгляд может показаться, что дело Маргариты Горгоновой попало в начало 1930-х годов по ошибке: уж очень оно напоминает зловещие семейные драмы начала ХХ века. Однако никакой ошибки нет: общественная непримиримость и националистические настроения, обрушившиеся на Горгонову, были типичны для Европы 30-х годов, где наступали фашистские времена и неприязнь ко всему чужому – стоило произойти какому-то неприятному событию, как тут же появлялся «образ врага».

Обстоятельства этой истории неясны до сих пор. Некая Маргарита Илич, родом из Далмации, успела побывать замужем за Эрвином Горгоном, проживавшим в Львове. Вскоре её муж уехал в США зарабатывать деньги и исчез навсегда. Маргарита устроилась няней и экономкой в семью архитектора-модерниста Хенрика Зарембы. Сорокалетний архитектор жил в собственном доме в Бжуховицах, а его жена давно находилась в психбольнице. Вскоре Заремба заменил её красивой 23-летней няней. За восемь лет совместной жизни архитектор и его возлюбленная произвели на свет девочку Рому, которая на момент несчастья была еще совсем маленькой. Рома была любимицей отца, и, когда случилась беда, она осталась с ним в семье. В 1931 году Маргарита Горгонова ждала второго ребенка.

Маргарита Горгонова и комната, где нашли мертвую Люсю

У Зарембы было двое своих детей – 17-летняя Эржбета и 14-летний Станислав. Стась был робким и послушным, а Эржбета, которую дома звали Люсей, к мачехе относилась насмешливо: они не сошлись характерами, да и мать Люси еще была жива. Судя по всему, Люся Зарембянка отличалась своенравным характером, она кокетничала, интересовалась мужчинами, что не удивительно для её возраста. Архитектор желал мира и покоя в семье, постоянное напряжение между двумя женщинами нервировало его, и он начал подумывать о расставании с Маргаритой, намереваясь оставить ей и новорожденной дочери свой дом в Бжуховицах (ныне это поселок Брюховичи) и переселиться во Львов. Разъехаться они собирались 1 января, но за два дня до этого произошло убийство.

* * *

30 декабря 1931 года в гостиной дома Зарембы в Бжуховицах уже стояла высокая, украшенная ёлка. Все поужинали и легли спать. Но Стасю в ночь на 31 декабря не спалось. Разбуженный каким-то шорохом, он пошел проведать сестру и, чиркнув спичкой, вдруг увидел на кровати мёртвую Люсю с окровавленной головой. Вслед за этим в темноте гостиной послышался звон разбитого стекла, и со двора потянуло морозным холодом. Своим жутким криком Стась поднял на ноги весь дом.

Обстоятельства убийства оказались весьма странными. Люся лежала в ночной рубашке с умиротворенным лицом, при этом её голова и шея были в крови: кто-то размозжил ей череп. Сыщики сочли, что на теле имеются признаки сексуального насилия, а возле кровати они обнаружили кучку кала.

Это привело к противоречивым выводам. Один следователь полагал, что у преступника сдали нервы. Другой посчитал, что кал оставлен убийцей в знак презрения к жертве: Люся флиртовала с мужчинами, и, возможно, ей кто-то отомстил. Но поскольку усадьба Зарембы была уединенной и тонула в снегу, никаких зацепок не появилось, и эту кучку кала решили использовать в других целях – чтобы допросить Стася. Дознаватели всерьез взялись за подростка, внушая ему, что это он сам питал к зрелой и кокетливой сестре далеко не братские чувства, поэтому подстерег её, пытался изнасиловать, ударил по голове, чтобы скрыть грех, а потом от страха обделался. Мальчик оказался для взрослых, опытных сыщиков благодатной добычей: он был настолько запуган и унижен, что уже готов был рассказать всё что угодно, лишь бы его оставили в покое.