Неправильный оборотень - Ирина Кочеткова

А тогда утром… Выглядывая из-за юбок нашей бабки и матери, ручейница поначалу нацелилась на Арыску:

– Ой, а я тебя видела прошлым днём, – Арыска обрадованно заулыбался. – Ага, ты с мальчишками был. Ты во-он с того забора выскакивал, а…

– А-ай! О-у, как больно! – Арыска согнулся, сморщившись и держась за живот. – Ма-ам, у меня живот прихватило. Побегу я.

Братишка бегом припустил обратно к дому. Мы проводили его недоумёнными взглядами. Пока глазели на Арыску, водяница с улыбкой обратилась к Урсуне:

– Тебя ведь Урсуной зовут? – сестра радостно закивала, блестя глазами. – На прошлой неделе ты с подружкой на том бережку была, – Урсуна уже не улыбалась, нервно закусив губу, – а ещё к вам потом подошли…

– Ай, мам! Ты чего-то порченного на завтрак дала! Молоко, что ли, прокисло? Я тоже того… побегу!

М-да, завтрака-то не было… и у Арыски как-то натуральнее получилось. Мы внимательно проводили взглядами фигурку сестры, резво улепётывающую через огород, и уже настороженно обратили взоры на невозмутимую ручейницу.

Девчонка, улыбаясь, как ни в чём не бывало, повернулась к Урусу с Лийсой и лукаво погрозила им пальчиком:

– А вечерком на том же бережку я вас видала! – брат с женой запунцовели, но пока не сбегали. – Ой, забавники какие! – хихикнула.

– Ма-ам! Молоко, и вправду, несвежее было! – Урус не выдержал и, подхватив Лийсу под локоть, потащил её к калитке.

Отец с матерью одинаково напряжённо встретили слова этой водяной прохиндейки:

– И вас я частенько вижу. И на том бережку, и на этом… бывает, к истоку доберётесь, а то и до Нирмы спуститесь. А уж деткам вашим далеко до вас!

– Ох, совсем забыла, я ж хлеб в печь поставила. А скотину-то, Арит, никто не выгонял, совсем закрутились. Ай-я-яй!

Теперь уже родители припустили по огороду. Интересно, на что это ручейница намекает?

Ррык, весело ухмыляясь, рассматривал водянику. И даже приподнял одну бровь, как бы вопрошая, какой вопрос ему уготован. Получил без предисловий прямо в лоб:

– Ты почто с кошкой драной связался? Подлая она! Вот та знахарка – хорошая.

Ррыка сразу пробило на кашель. Такой… аж до слёз. Перед уходом еле выдавил, отводя глаза от построжевшей бабули:

– Дела… Вы уж тут сами.

Когда мы остались втроём – бабуля, я и ручейница – водяника уже серьёзно мне приказала:

– Лагор, ты бабушке-то сидушку сладь да иди, нечего тебе наши разговоры слушать. А мы с Мьярой поболтаем чуток.

Из сарая я притащил бабуле скамейку, сидя на которой мать коров доит. Ушёл, раз больше не нужен. Нет-нет, всё же заглядывал время от времени на берег ручья – бабуля всё вела разговоры с ручейницей.

С утра-то солнце за деревом пряталось, их разговорам не мешало. А через пару часов выплеснуло жаром на тот пятачок, где расположились Мьяра с водяникой. Пришлось подойти, передвинуть скамейку в тень высокого куста дальше по течению, провести бабулю за руку – по-моему, она, занятая разговором, даже не заметила ничего.

Ближе к обеду я увидел, как бабуля направилась к дому. Погружённая в думы, она даже не замечала, что наступает на грядки, чего никогда никому строжайше не дозволялось.

Одной рукой опираясь на клюку, в другой что-то крепко сжимала. А зайдя в дом, проковыляла в своё кресло, уставилась в окно, ни на кого не обращая внимания, что было совершенно ей не свойственно.

Чего же такого ручейница ей наговорила? Да ещё так долго разговаривали-то.

Чуть позже мы заметили, как бабуля что-то перебирает в ладонях да вздыхает, изредка смахивая слезы со щёк. Она так и не встала с кресла с тех пор, как села в него.

Иногда от окна раздавалось тихое бормотание – как будто Мьяра корила или уговаривала кого-то невидимого. А раз раздался тихий смех, прервавшийся горьким всхлипом.

Мы сами не заметили, что постепенно собрались в гостиной и непроизвольно старались держаться недалеко от бабулиного кресла, и всё же никто не решался подойти к ней, но…

Я первый не выдержал и сунулся к бабке Мьяре. На четвереньках, как щенок, подполз к креслу и подсунул голову ей под руку – это была наша с ней забава, когда в детстве я играл, изображая пса, ластился.

Уловка удалась, бабуля отвлеклась от того, что было у неё в руке, и ласково улыбнулась, погладив меня по волосам. На мой молчаливый вопрос, вздохнув, разжала руку – на ладони лежали четыре бусины.

Обычные бусины, величиной немногим больше горошины… ну, разве что сделаны из невиданного красного камня. Рядом ахнула мать:

– Неуж те самые?

Бабуля согласно качнула головой, ответила осипшим от слёз голосом:

– Те самые, с коралу содеянные.

И лишь вечером, когда за столом собралась вся семья, нам, детям, была поведана ещё одна почти забытая история рода.

Откуда взялись коралловые бусы?Кто бы знал.

Бабка Мьяра утверждала, что в своё время их принёс откуда-то Ррус Трёхлапый и постановил – быть бусам своеобразным семейным оберегом.

С виду бусы как бусы – маги проверяли, но ничего магического в них не находили. Но, тем не менее, оберег работал и весьма необычно – предупреждал о грядущих бедах, когда ожерелье просто рассыпалось.

Нить лопалась, и бусины разлетались тем дальше, чем крупнее ожидалась неприятность. Потом бусины собирали, вновь нанизывали на крепкую нить до следующего предупреждения.

Иногда бусины терялись, как правило, когда предсказывали что-то глобальное. Так, перед смертью каждого бабулиного брата терялось по бусине.

Поначалу низка бус была длинной – вроде бы, будучи надетой на шею, свешивалась до самого пояса – но постепенно укорачивалась, по мере катаклизмов.

И замочек. Зачем длинному ожерелью замочек? Разве, что кому-нибудь из предков захотелось бы намотать бусы на шею в несколько рядов? Тьфу, да не носят оберег как украшение… Или носят?

Так или иначе, но к бабке Мьяре бусы попали уже в виде короткого браслета, который мог надеться, разве что, на детскую ручонку. Бусин в нём оставалось всего семь штук. И замочек. Вот за этот замочек бабуля и прицепила низку в качестве подвески к браслету, подаренному ей нашим прадедом, тогда ещё женихом. И носила долгие годы.

Было, рассыпались бусины, предупреждая о неприятностях. Не один раз спасали они серые шкуры семейства оборотней от облав и смертельных ловушек…

Но терялись бусины по одной и достаточно редко ровно до тех пор, пока не объявилась в деревне ведьма Листавия.

Мьяра с Атырком любили друг друга, были счастливы и, несмотря на долгие годы брака и уже вполне взрослых детей, относились друг к другу трепетно.

Вот и тогда, понадобилось перейти на другую сторону ручья. И Тырк, дурачась и смеясь, подхватил Мьяру на руки и шагнул в ручей. А оберег возьми и порвись прямо там, на середине ручья! Бусины так и брызнули в стороны, моментально затерявшись в струях воды. Только замочек с оборванной нитью качался на браслете.