Неправильный оборотень - Ирина Кочеткова

Яфир – самый молодой из вещунов, обитающих при Скале Сияния.

Самый молодой, а вот, поди ж ты, не спалось ему. Ночь уже за половину перевалила, а он, как старик с бока на бок ворочается, придрёмывая на несколько минут.

Нет, так дело не пойдёт! Это не бессонница, это беспокойство зудит, спать не даёт. Ещё с полдня исподволь, потихоньку волнение стало копиться. И вроде, никакой причины нет, а… ожидалось чего-то.

Точно… Яфира так и подбросило. Мужчина стал торопливо одеваться, ругаясь сквозь зубы:

– Дурак! Болван! А ещё вещун называется. Ясно ж, с чего дёргаюсь… на старость грешу… а там, может, сейчас какое предсказание великое засияло

Предсказанием великим оправдывался и Верховный вещун Аинтас, настолько древний старик, что дунь на него, и кости посыпятся. Не раз, и не два приходилось от него слышать:

– Вот, как приму от Скалы великое пророчество, так и освобожу вам место Верховного, – и хихикал, не по-старчески остро оглядывая пятерых поднадзорных ему вещунов.

Яфир-то и не мечтал о звании Верховного. Его лишь недавно взяли в обитель при Скале, аж, с окраины княжества. И так был рад до помрачения ума, что из всех кандидатов его выбрали. Ясно, что мыслей стать Верховным у Яфира пока даже не возникало.

Зато остальные четверо только зубами скрипели в ответ на усмешки Аинтаса. Каждый из них считал Верховного выжившим из ума стариком, и про себя желал ему поскорее окочуриться, освободив вожделенное место. И в мыслях каждый из четверых не единожды примерился к посоху Верховного вещуна.

Только вот в эту ночь спали все четверо. А возле Скалы сегодня дежурил сам почтенный Аинтас – Верховный вещун княжества Осиян. Да Яфир чего-то не заспался, примчался по темени от домов вещунов, построенных на отлёте. Он и бежал, сломя голову, потому как увидел сияющий свет предсказания, что струился над Скалой. И даже успел прочитать последнюю часть пророчества.

Видать, надпись своё время уже отсияла, строки стремительно таяли, но Яфир успел ухватить последние: «…потомки его сумеют приручить зверя, и перестанут люди опасаться оборотней, а семьдесят пятый потомок Рруса Трёхлапого будет особенным».

Точно, какое-то грандиозное пророчество, раз Великого Оборотня упомянули. Но ничего, Верховный вещун, наверняка, запомнил. Старый-то он старый, а своё дело крепко знает, и память у него ещё цепкая. Яфир оглянулся на скамью под навесом, на которой коротал своё время дежурный вещун.

Всё правильно, как и положено, почтенный Аинтас восседал на скамье с посохом Верховного на коленях и, откинувшись на спинку, не сводил глаз с поверхности Скалы – остаточный фон ещё несколько часов будет проблёскивать после предсказания.

Яфир, осматривая Скалу на всякий случай, шевелил губами, повторяя про себя слова пророчества – те, что успел углядеть. И, вздрогнув от шума падения, снова оглянулся на Аинтаса.

Упал и покатился посох Верховного. А сам старик, как сидел, так и остался сидеть, вытаращив стеклянные глаза на Сияющую Скалу предсказаний. Ни движения, ни вздоха…

Верховный вещун княжества Осиян, почтенный Аинтас, был лучшим предсказателем!

Как и говорил, он, приняв великое пророчество, сразу же освободил место Верховного… и унёс почти весь текст предсказания с собой в могилу…

С тех пор по распоряжению Верховного вещуна Яфира возле Скалы Сияния днём и ночью дежурили вещуны не менее, чем по двое, а то и по трое.

– Бабуль, а мой новый дружок Мирак уже перекидывался прошлой луной.

– Это тот чтоль, который нового пришлого сынок? Маненький такой, утром к тебе забегал? Дак они ж дикие. Ежели ему, как тебе, годков шесть, то самый раз перекидываться.

– Ага, он. Они тогда ещё только собирались к нам. Баб, я тоже хочу щас перекинуться. Скажи папке, он тя послушает.

– Да ты что, сдурел? Спроси того Рика, Мирака папку, зачем дикий к нам пришёл? Да за тем, чтоб придержать сыночка – штоб тот смог договориться со зверем, а это только шаман поможет… Вот скажи, рассказал тебе твой Мирак, как это оно – перекидываться?

– Ага, говорит, почти не помнит, лапы у себя мохнатые увида́л да так жрать захотел – папка ему зайку и кинул. Он ему зайку загодя поймал, лапку закусил, чтоб тот шибко не бегал. А как Мирак перекинулся, так и кинул ему.

– Да, зайка вкусны-ый! – протянула бабка задумчиво. И смачно облизнулась.

– Мирак тоже говорит – вкусный. Баб, да как же это? Он же сырой! Как его неварёного-то есть? Невкусно ж!

– Это когда в человечьем обличье тебе невкусно. Ты ж – человек! А вот когда зверем становишься, да спервоначалу перекидываешься, знашь, как вкусно? Первый раз оно самое вкусное, – бабка снова причмокнула. – А у зверя вовсе мозги отшибает.

– Как это – мозги отшибает?

– А так. В однораз, как зверем становишься – видеть по-другому начинаешь, глаза по-другому смотрят, уши каженный шорох слышат, в нос шибает всякой вонью. Вместо рук-ног лапы врастопырку стоят, а из задницы хвост торчит. Вроде б, и знаешь, что так должно быть! Но это человек внутрях знает! А ты уже зверем стал, который ни мамки, ни папки не видал никода, никого знать не знает, ниче не понимает – он же только сичас родился, и сила у него уже есть, а мозгов ещё не завелось. А жрать-то как в энто время хочется! Вот в тот самый момент, если без пригляду, беда и случается. Зверь могёт и маму-папу загрызть, если те человеками рядом будут. Он же не соображат ничо, у него энти… кстинты. Вот Рик-то, это знаючи, зайку-т и приготовил – правильно сделал.

– Баб, а чё такое кстинты?

– А эт, кода мозгов не хватает у всякой мелочи пузастой. Бабке совсем отдохнуть не даёт! Прилегла только на минуточку, а энтот, как репей в хвосте – чё да как. Вон, братьёв прорва, у них спрашивай! Которы уж и поперекидывались, и девок по кустам пошарахали, особливо одну рыжую вертихвостку, у-у, блох ей в шкуру – лиса облезлая, а туда ж… Брысь отседова! – ш-ш-шух, хлопнула дверь, да кровать заскрипела под утихающее бабкино ворчание.

Этот забавный разговор бабки Мьяры с самым младшим в нашей семье – шестилетним Арыской – был хорошо слышен из-за приоткрытой створки окна.

На последних бабкиных словах я с усмешкой покосился на старшего брата Уруса – большого знатока по рыжим шкурам. А тот сидел рядом на лавке, привалившись к избяной стене, щурил хищные глаза да улыбался шкодливо.

В тенёк, под куст сирени возле бабкиного окна мы от бабки же и сбежали. Ведь не посмотрит, что законный выходной, чего-нибудь да велит делать – дрова колоть или сарай чистить. А то, как девок, заставит полы в избе мыть… Может, бабка нас под своим окном-то не углядит? Где в другом месте искать будет… она же, вон, вернулась в комнату, а тут и Арыска заявился со своими детскими любопытными вопросами.