Гнев Господень тактического назначения - Андрей Фролов

Вот и все. Значит, теперь меня действительно сотрут. На полметра в землю и всех делов… Охранник возле телевизора пошевелился, и я невольно отвернулся, ожидая нового удара. Таким парням всегда доставляет удовольствие избить жертву перед смертью.

И в этот самый момент неожиданно понял (сразу после мысли о том, как же сильно у меня оледенели яйца), что Талбатов не просто угрожает мне, как показалось вначале. Своей фразой он не грозится убрать Дениса Юрьевича Кабалина с лица земли, стерев последние воспоминания обо мне как о человеке, личности и профессии. Он озлобленно констатирует факты, понять которые пока не в силах. Он действительно пытается осознать, кто такой я, потому что…

В следующий миг я знал, чуял каким-то внутренним звериным чутьем, предугадывал и предвидел, если угодно, что именно Талбатов скажет дальше. Словно получил возможность перемотать пленку чуть вперед, запомнить диалоги и вернуться на прежнее место воспроизведения. От этого неожиданного ощущения стало страшно. Очень страшно, а легкие вдруг исчезли, оставляя место наполнившему грудь леденящему вакууму.

Сейчас Талбатов будет говорить о том, что, несмотря на довольно подробно изученное ищейками «НовосибОнлайнКонсалтинга» мое прошлое, под ворохом грязного белья этой биографии человека по имени Денис Кабалин просто не существует. Никогда не было на свете…

Это, словно озарение, пришло ко мне в один миг, пока Талбатов только открывал рот, и вдруг стало легко, свободно и не страшно. Совсем не страшно потеряться во вселенной, внезапно осознав, что тебя нет. А Талбатов все открывал и открывал рот, силясь что-то сказать, при этом испытывая все нарастающее напряжение.

Изображение кабинета перед моими глазами вдруг поплыло, картинка моргнула, словно в проекторе переключили новый слайд, мгновенно и неожиданно. Предметы отодвинулись, комната изогнулась как резиновая, превращаясь скорее в тоннель, в дальнем конце которого за своим столом заседал Талбатов. Через секунду гибкая объемная картинка с изображением кабинета выгнулась обратно. Все застыло, словно запись поставили на паузу. В виски мне ударила боль. Распахнутыми от ужаса глазами я осматривал новый облик комнаты, в которой был уже не раз и в которую только что попал впервые.

Я смотрел по сторонам и понимал, что незаметно для себя внезапно сместился назад и немного левее, чем сидел до этого. Следы предметов, видимые с прежнего ракурса, еще не успели растаять в воздухе, полупрозрачными дымками накладываясь на мой новый угол зрения. Шок, навалившийся после произошедшего, был настолько сильным, что я окаменел от макушки до пяток, не чувствуя ни конечностей, ни собственного дыхания. Я осознал, что больше не сижу в удобном офисном кресле, а стою практически в дверях кабинета. Еще я понял, что мои холодные деревенеющие руки уже не в силах удерживать на весу автомат.

8:1:4 В мгновенно изменившейся комнате царила смерть. Резко пахло порохом, в тусклом свете плавал дым. Тело Виталия Александровича Талбатова, повалившееся на перевернутое шикарное директорское кресло, представляло собой красноватого оттенка бесформенный мешок. И я отлично знал, чем именно этот мешок наполнен. Кроме этого, у моего заказчика не хватало правой кисти, вместо которой сейчас кровоточил лишь напоминающий ее обрубок.

Охранник в солнцезащитных очках, еще минуту назад присматривающий за мной со стула возле телевизора, сидел все на том же стуле. Однако сейчас он больше напоминал марионетку, у которой перерубили нити. Очки его, сломанные ровно пополам, лежали на мягком ковре у ног. Сам же он, с закатившимися глазами, бледный, как мел, с малюсенькой красной точкой крови под левой ноздрей, обмяк. Его черный пистолет с еще дымящимся стволом лежал прямо среди широкого талбатовского стола, усеянного гильзами. Я попробовал обернуться и понял, что тело мне все еще неподвластно. Но для того чтобы узнать, что происходило за моей спиной, можно было и не оборачиваться. Внезапно я вспомнил.

За спиной тоже лежали трупы. Секретарь в блестящем костюме и белой рубашке, залитой кровью, убитый прямо в дверях. И охранник в черном комбинезоне, доставивший меня на этаж, все-таки расставшийся со своим потертым автоматом. Второй тоже завалился на пороге, но уже с внутренней стороны, неловко подвернув под себя руки.

Пострадал и кабинет. Дорогая офисная мебель была изгрызена крохотными круглыми дырочками, и я отдавал себе отчет, что это поработали не термиты. Через пробитое сквозь жалюзи окно задувал легкий ветерок, а покрошенные семейные фотографии на стенах все еще продолжали осыпаться хрустальной мозаикой, хоть я и не слышал ни единого звука. Задетый шальной пулей, треснувший зеленый плафон люстры методично раскачивался над головой. Словно инфернальной утренней росой, если в аду вообще бывает утро, вся комната была усыпана ярко-красными брызгами крови — мониторы, стены, мебель и пушистый ковер ручной работы.

Почти растворившиеся в воздухе силуэты еще живых (словно из параллельной реальности) Талбатова и его охранника медленно исчезали, расползаясь тонкими нитками, как сигаретный дым. Как старинная картинка-переливашка, которую подвернешь под одним углом — и вот тебе живой Талбатов, замерший с открытым ртом; а подвернешь иначе — и вот тебе гора трупов… Словно тяжелый утренний сон, уходили в небытие образы только что разговаривающих со мной людей — иллюзия медленно рассеивалась, уступая дорогу жестокой и липкой реальности. Автомат бесшумно кувыркнулся вниз, подпрыгивая на упругом ковре, и я улыбнулся, искренне порадовавшись, что все же сошел с ума.

Голоса. Крутом голоса, я их отчетливо слышал. Неясные и приглушенные, они неслись отовсюду, словно стены вдруг стали бумажными, а вокруг кабинета скопились люди. Множество людей. Голоса гудели, о чем-то спорили. Наверное, подумал я, это спешит охрана. В здании наверняка началась паника, люди слышали пальбу, идет эвакуация, вызывают спецназ… А я прилип тут к полу, не в силах пошевелить даже пальцем, и совершенно от этого не страдая. Скоро сюда ворвутся, а я все так же отрешенно жду чего-то. Словно со вселенским смирением осознал, что нахожусь в потерявшей управление, бешено летящей машине и единственное, что остается, — фатально встречать конец.

Голоса становились громче. Одновременно с этим во всем теле начала нарастать волна боли, словно подчинявшаяся голосам. Я услышал, как среди общего монотонного хора явно выделяется громкий, что-то размеренно и с чувством читающий низкий бас. Он напомнил мне рокот яростного прибоя, пытающегося сокрушить скалу. Когда этот голос прорывался через окружающий кабинет гвалт, тело начинало ломить с новой силой, а глаза застилала красная пелена.

Скоро, подумал я, растворяясь в воздухе, уже скоро…

— …И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса и громы, и молнии и землетрясение…

— Безопасное удаление периферийных каналов завершено, производим выход из соматического кокона…

— …Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть…

— Давление растет… Еще укол…