1917–1920. Огненные годы Русского Севера - Леонид Прайсман

В начале 1919 г., после ряда антиправительственных статей, призывавших рабочих к сплочению вокруг профсоюзов, являющихся «классовыми организациями политического действия», стала вводиться более жесткая цензура. В результате выпуск газеты «Рабочий Севера» был прекращен. Начались аресты профсоюзных активистов. В отношении рабочих Архангельска и Мурманска может быть сделан только один вывод – это была единственная группа населения, уже с осени 1918 г. безоговорочно поддерживающая большевиков без всяких на то причин материального характера. О настроении рабочих масс Архангельска и о тяжелом положении в связи с этим правительства генерал Марушевский писал: «Имея рабочую Соломбалу, с одной стороны, и фабричную и портовую Бакарицу, с другой, Архангельск был как бы в большевистско-демократических тисках, которые могли раздавить и правительство, и микроскопические силы союзников»[221].

А как складывались отношения ВПСО с буржуазией? Появление в составе правительства местных уроженцев – лидеров архангельского отделения ПНС способствовало поддержке ВПСО со стороны буржуазно-финансовых кругов. Но взаимные ожидания не оправдались. Правительство области, находящейся в тяжелом экономическом кризисе, с расстроенной системой денежного обращения мало чем могло помочь. Все попытки частных лиц, товариществ и даже монастырей получить в банках свои деньги заканчивались стандартным отрицательным ответом со стороны властей: «…поручить Отделу Финансов разработать общий вопрос о выдаче владельцам вкладов в государственных кредитных учереждениях, внесшим таковые до 2 августа 1918 г., особых документов (квитанций или удостоверений) об имевшихся на их счетах вкладах, с тем, чтобы вопрос о выплате денег по таковым документам был отложен до разрешения его Всероссийской властью»[222]. Так как Россия не была освобождена от господства большевиков, то своих денег вкладчики так никогда и не получили.

В августе – сентябре 1918 г. предприниматели выражали недовольство вялым ходом денационализации. При ВПСО положение не изменилось. Судовладельцы просили вернуть конфискованные пароходы и возместить ущерб от национализации для возобновления деятельности пароходных компаний. Но правительство, испытывая острую нехватку средств, крайне медленно шло им навстречу. 28 октября 1918 г. на заседании ВПСО было рассмотрено «ходатайство Союза судовладельцев о возмещении им ущерба от национализации для возможности успешного развития денационализованного ныне судоходства. Постановили: передать ходатайство управляющему Отделом Торговли и Промышленности»[223]. Так поступали со всеми подобными ходатайствами. Положительный ответ, в конце концов, был редчайшим исключением. Но даже если он давался, то носил абстрактный характер и не воплощался в конкретных делах. 18 января 1919 г. управляющий делами ВПСО К. Г. Маймистов докладывал о просьбе судовладельцев заплатить им 2 млн рублей. На нее был дан положительный ответ, но с комментарием: «Постановили: утвердить, исключив срок выплаты»[224]. Деньги так никогда не были выплачены.

Испытывая вечную нужду в деньгах, ВПСО хотело получить их у предпринимателей и финансистов, не оказывая им при этом никакого содействия. Но 60 млн рублей, вырученных от продажи облигаций, было недостаточно. Правительство решило получить у Союза судовладельцев невыплаченные им налоги за 1917 г., т. е. судовладельцы должны были заплатить за две революции в год и конфискацию у них собственности и финансовых средств. Судовладельцы просили о сложении или отсрочке недоимок по налогам за 1917 г. Правительство поручило отделу финансов подготовить доклад по этому вопросу. 11 декабря 1918 г. ВПСО приняло решение «об отклонении ходатайства Комитета Союза Судовладельцев о сложении с них налога за 1917 год»[225]. 9 января 1919 г. судовладельцы вновь просили об отсрочке в выплате налога за 1917 г. и вновь – отказ. 7 декабря 1918 г., при обсуждении в правительстве вопроса о финансовом положении Северной области, докладчик Куракин говорил о том, что из Северной области вывозится большое количество русских денег в Норвегию, что привело к падению курса русской валюты в Европе. Люди, потерявшие бо́льшую часть состояния и не уверенные в прочности Северной области, вывозили деньги за границу и приобретали валюту. По докладу было принято решение: «Поручить Вр. и. д. Генерал-Губернатора принять решительные меры к запрещению вывоза за границу русских денег»[226].

Социалистические партии были обеспокоены ослаблением своих позиций в правительстве. Чайковский, готовясь к отъезду в Париж и в преддверии скорого приезда генерала Миллера, добился согласия правительства на введение в его состав одного из лидеров ТНСП В. И. Игнатьева, возглавившего отдел внутренних дел и назначенного губернским правительственным комиссаром. Игнатьев, вполне в духе социалистических идей, разделявшихся всеми социалистами, был убежден, что капитализм вообще-то зло. Если большевики и анархисты хотели капитализм уничтожить немедленно, то более умеренные полагали, что с этим придется подождать и капиталисты со своими капиталами, знаниями, талантами, опытом управления предприятиями еще могут пригодиться. Но даже правых социалистов охватывало непреодолимое желание отделаться от капиталистов немедленно. Уже на одном из первых заседаний правительства с его участием 16 декабря было принято решение о расторжении соглашения с капиталистами. Игнатьев предпочитал иметь дело непосредственно с пролетариатом: «По докладу В. И. Игнатьева о расторжении договора службы Лед-лес с подрядчиком Деголь о погрузке угля, постановили: 1) признать желательным Деголя от производства работ устранить и поручить работу непосредственно рабочим; 2) поручить Управляющим Отделами Внутренних Дел и Промышленности, и Торговли совместно изыскать меры к исполнению настоящего пожелания»[227].

ВПСО продолжало линию ВУСО на поддержку кооперативного движения и предпочитало кооперативы промышленникам, несмотря на то что последние часто предлагали заключать договоры на более выгодных для правительства условиях и могли значительно лучше вести дела, чем неопытные северные кооператоры. Рыбопромышленник Епимах Могучий рассказывал в воспоминаниях, как Зубов поручил ему организовать снабжение мурманских рыбаков наживкой. Для этого нужно было получить продовольствие, в первую очередь соль для засаливания рыбы. Но достать соль он не смог. Тогда он обратился к союзникам, но получил ответ, «что для Мурманского берега продовольствие господин Зубов приказал выдавать кооперативам, так что других организаций мы снабжать не будем». Могучий, хорошо зная по прошлому опыту работы с кооперативами, что от них ничего хорошего ждать не приходится, закупил 12 тыс. пудов соли и поместил ее на два судна. Он оказался прав. Как только рыбаки узнали о его приезде, к нему явилась целая депутация, «во главе которой был старый опытный промышленник помор из села Вирмы Кемского уезда, Головин, как только депутация вошла в мою комнату, Головин поклонился к моим ногам, старик не мог успокоиться и со слезами на глазах объясняет, что из дому нас вызвали на промысел с тем, что Центросоюз и Кооперативы будут нас снабжать хлебом, солью и снастями, а оказалось, что они нас ничем не могут снабдить; хлебом снабжают очень плохо, снасть дают английскую, которая совсем нам не годится, а солью решено снабдить за лето по одному пуду на человека; что мы будем делать, ведь пудом соли рыбы не много засолишь…». В итоге соль, которую Могучий привез на Мурманское побережье для работавших на него рыбаков, он частично передал другим рыбакам – 5 пудов на человека. Поморы также жаловались на длительность бюрократической процедуры в кооперативах[228].