Гора Тяньдэншань - Фань Ипин

— Как ты можешь так говорить? Как будто я не испытывала в жизни трудностей и не лазила по горам? Не исключено, что ты в горах будешь идти медленнее меня. Ваши горы выше, чем Хуаиншань[55]? Опаснее?

— Хуаиншань? Горы в Сычуани? — спросила Мэн Цзиньни. — Разве твой дом не в Фуцзяни?

Лун Мин ответила:

— Я не говорила, что мой дом не в провинции Фуцзянь, я лишь сказала, что взбиралась на гору Хуаиншань. Ты не читала «Красный утес»[56]? Не слышала про тетушку с двумя пистолетами[57]? Она была партизанкой как раз в горах Хуаиншань. Я ее уважаю, что, мне нельзя было пройти по ее стопам в тех горах?

Эти вопросы, сыпавшиеся словно выстрелы, напугали Мэн Цзиньни, она поспешила сказать:

— Ладно, ладно, хорошо, я хотела сказать, что мой дом — в низине Цибайнун в горах Даяошань[58], и там не витает дух тетушки с двумя пистолетами, чтобы подбодрить тебя, я просто боюсь, что у тебя ноги слабые и ты не дойдешь.

Лун Мин сложила руки так, будто в каждой — по пистолету, и указала на саму себя:

— Тетушка с двумя пистолетами здесь!

После этого сестры бодро отправились в путь. Сначала они приехали на поезде из Наньнина в Даянь, а потом на автобусе — в поселок Цибайнун.

По дороге из уездного города в Цибайнун Лун Мин становилась все мрачнее. Крутые горы с обрывами теснились вокруг, словно бочки в винном погребе. Легкая маршрутка с большими усилиями ползла наверх, потом съезжала вниз, снова взбиралась, как будто балансировала на канате, она постоянно глохла и катилась назад. Однако дорога не была пыльной, вокруг сплошная зелень, а в ноздри бил запах свежести. Хотя на дворе стояла зима, растения по-прежнему буйно цвели, разве что горный воздух был студеный. Проникая сквозь щели в окне, он заставлял Лун Мин дрожать от холода. Мэн Цзиньни обнимала закоченевшую подругу, изо всех сил пытаясь передать ей свое тепло. Эта ужасная поездка наконец благополучно закончилась, они прибыли в поселковый центр, вышли из автобуса и дальше пошли пешком. Однако дорога в горах была еще более узкая и ухабистая, чем та, по которой они ехали. При взгляде на уходящую вдаль тропу казалось, что это веревка, свешивающаяся с вершины горы, чтобы подвесить человека. Из земли под ногами постоянно выпирали скользкие камни, если наступить на них, не соблюдая мер предосторожности, то можно скатиться с утеса или даже упасть в пропасть. Мэн Цзиньни тащила весь багаж, да еще и присматривала за Лун Мин, она вела подругу за руку, оберегая ее от опасности. Ей нечем было отблагодарить старшую сестру за заботу и добрые поступки, кроме как своей жизнью.

Наконец они добрались до лощины и смогли передохнуть. Мрачное настроение Лун Мин вылилось в поток слез. Бесконечно раскаиваясь, Мэн Цзиньни все повторяла:

— Прости! Из-за меня ты устала и натерпелась страху!

Но она и не думала, что Лун Мин ответит:

— Я плачу не оттого, что мне тяжело, и не из-за усталости и страха. А потому что ты живешь в еще более тяжелых условиях, чем я! Тебе требуется прикладывать еще больше усилий, чтобы выбраться отсюда!

Мэн Цзиньни тоже расплакалась от такого глубокого сочувствия к ней.

После того как они прибыли в ветхий дом Мэн Цзиньни, настроение Лун Мин опять стало мрачным, ее сострадание достигло пика.

Отец точил во дворе нож, когда увидел, что к нему идут две девушки в роскошных нарядах. Одна из них телосложением и походкой напоминала дочь, которую он не видел уже четыре месяца, но он не был в этом полностью уверен. Ведь за эти четыре месяца он не посылал ей больше денег, купить еду — уже была проблема, откуда бы взялись деньги на такую одежду? Поэтому ему хотелось верить, что эти девушки — чиновницы из поселковой и уездной Федерации женщин. Он подумал, что нашлись деньги на материальную помощь, заявление на получение которой он подавал в прошлом году, когда жена заболела раком груди. И хотя ее спасти не удалось, все его деньги были потрачены, так что эти женщины, скорее всего, привезли компенсацию.

И только когда они подошли поближе и раздался такой знакомый голос дочери, отец удостоверился, что это действительно она, да еще и с подругой.

Отец был не очень рад дочери из-за ее роскошной одежды. Их семья такая бедная, а она столько одежды накупила, да еще и однокурсницу привезла. Все равно что лепестками цветов прикрывать корзину с курами, всего лишь видимость богатства. Он просто поздоровался с однокурсницей дочери и продолжил точить нож. На краю поля растет мелия азедарах[59], он собирался срубить дерево и выручить за него сто юаней.

А вот младшие братья, которые уже были на каникулах, необычайно обрадовались, ведь их сестра стала такой красоткой, а другая сестра, которую она с собой привезла, была еще прекраснее. На специальной площадке для сушки зерна мальчишки самозабвенно крутили юлу[60]. Была холодная зима, а они были в летней одежде без подкладки и в кедах, да и те были рваные, сквозь дырки выглядывали пальцы ног, напоминая голову черепахи, высовывающуюся из панциря.

Девушки зашли в дом. Там стояли три кровати с легкими скомканными засаленными постельными принадлежностями, также там была бамбуковая бочка для риса, дно которой было изгрызено мышами. Лун Мин вытянула шею и заглянула внутрь, но увидела лишь оставшиеся примерно десять цзиней[61] кукурузы.

Затем они прошли на задний двор, где располагались четыре помещения в одном месте — туалет, свинарник, овчарня и курятник, но сейчас здесь не было ни свиней, ни овец, из домашних животных оставались лишь курицы. Одна курица как раз высиживала яйца, поэтому даже не обратила внимания на вошедших девушек, не испугалась, а продолжила заниматься своим делом. Возможно, эта курица была сейчас главной экономической опорой семьи, источником ее дохода. Может быть, где-то в горах еще паслась овечка. Мэн Цзиньни сказала: