Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни - Джорджо Агамбен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ℵ Уподобление францисканской формы жизни жизни животных у Бонаграции и Ричарда из Конингтона в точности соответствует той особой роли, которую животные играли в биографии Франциска (проповедь птицам, освобождение овцы и двух ягнят, любовь к червям: circa vermiculos nimio flagrabat amore208 – Francesco 2, II, p. 156). Если, с одной стороны, животные очеловечиваются и становятся «братьями» («всякую тварь называл он именем братьев» – ibid.), то братья, наоборот, в правовом отношении уравниваются с животными.
2.2. Стоит проанализировать модальности и аргументы, при помощи которых францисканцы осуществляли эту нейтрализацию права в его отношении к жизни. И прежде всего, сам термин fratres minores уже содержал собственно юридические импликации; современные ученые хотя и пунктуально их отмечают, но странным образом оставляют в тени моральных импликаций термина, то есть смирения и духовного подчинения. Гуго де Динь в своем комментарии к правилу показывает что эти импликации полностью осознавались: fratris autem minoris est iuxta nomen suum quod minor est, semper attendere209 (Ugo di Digne 1, p. 162–163). Будучи «младшими», францисканцы с юридической точки зрения технически являются alieni iuris210, приравниваемыми к filiusfamilias211 и pupillus212, которые должны опекаться взрослым sui iuris213. В Apologia pauperum Бонавентура разворачивает этот тезис в точных формулировках, привлекая в качестве аргументов традицию римского права. Если все христиане, рассуждает он, согласно праву являются сыновьями верховного Понтифика, в таком качестве подчиненными его авторитету, но, как независимые сыновья, способными располагать церковными благами, то францисканцы, напротив, «подобно малым детям и подвластным сыновьям полностью отданы под его управление» (tamquam parvuli et filiifamilias totaliter ipsius regimini deputati) и поэтому в соответствии с Дигестами так же, как и те, юридически не способны обладать чем-либо, поскольку только отец может распоряжаться собственностью, а они могут только пользоваться вещами (propterea, sicut lege cavetur, quod ”filiusfamilias nec retinere nec recuperare posse possessionem rei peculiaris videtur“ (Digest., 50, 17, 93. de regulis iuris), sed patri per eum quaeritur; sic et in his pauperibus intelligendum est, quod rerum eisdem collaturum ad sustentamentum ipsorum patri pauperum deputetur dominium, illis vero usus214 – Bonaventura I, p. 368). По этой же самой причине – и настойчивость, с какой Франциск квалифицирует себя не только как parvulus215, но также как pazzus216, следует рассматривать именно в этой перспективе – они могут уподобляться furiosus217, который не может приобретать по узукапии218 имущество в собственность, даже если он им обладает: Propter quod et iurisconsultus Iulianus ait: «furiousus et pupillus sine tutoris auctoritate non possunt incipere possidere, quia affectionem tenendi non habent, licet res suo corpore contingant, sicut si dormienti aliquid in manu ponatur»219 (ibid., p. 370).
2.3. Тарелло в одном важном исследовании показал, что исходный пункт для францисканской стратегии в вопросе о бедности следует искать в рецепции учения об изначальной общности благ и имущества отцами церкви и канонистами (Tarello, p. 28). Согласно этому учению, вошедшему в Decretum Грациана, в состоянии невинности «все вещи по естественному праву принадлежат всем (iure naturali sunt omnia omnibus)»; а собственность и человеческое право как таковое начинаются с грехопадения и постройки города Каином. На этом основании Бонаграция, развивая тезисы Бонавентуры, может утверждать, что подобно тому, как в состоянии невинности человек пользовался вещами, но не имел их в собственности, францисканцы, следуя примеру Христа и апостолов, могли отказаться от любого права собственности, сохраняя, однако, фактическое пользование вещами (apostoli et fratres minores potuerunt a se abdicare dominium et proprietatem omnium rerum… et sibi in omnibus rebus tantumodo usum facti retinere220 – Bonagrazia, p. 205). В этом же смысле в трактате de finibus paupertatis Гуго де Динь – определяющий бедность как spontanea propter Dominum abdicacio proprietatis221 – обосновывает правомочность этого отречения и вытекающего из него разделения собственности и пользования, опираясь на естественное право, требующее, чтобы каждый мог сохранить свою природу (Ugo di Digne 2, p. 288–289).
Abdicatio iuris 222 вместе с подразумевающимся в нем возвращением к состоянию [stato] природы до грехопадения и отделение собственности от пользования образуют принципиально важный диспозитив, служащий францисканцам для того, чтобы технически определить особое состояние [condizione], называемое ими бедностью.