Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни - Джорджо Агамбен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один отрывок из «Большой легенды» (2:8), сочиненной Бонавентурой из Баньореджо в 1266 г., содержит решающее с этой точки зрения указание. Под водительством Франциска, пишет Бонавентура, «церковь обновилась тройным образом: согласно данным им форме жизни, правилу и учению Христа» (secundum datam ab eo formam, regulam et doctrinam Christi triformiter renovanda erat Ecclesia). Тройное деление, артикулируемое Бонавентурой (здесь он подхватывает отрывок из жития, написанного Фомой Челанским: ad cuius formam, regulam et doctrinam – Francesco 2, p. 90), соответствует трем уровням или модусам, в которых структурируется деятельность церкви; но решающим является то, что форма жизни не совпадает ни с системой норм (для церкви это каноническое право), ни с corpus вероучений (совокупностью догм, в которых церковь артикулирует католическую веру). Она является чем-то третьим между учением и законом, между правилом и догмой, и, только поняв эту ее особенность, будет возможно дать ей определение.
1.6. Фома Челанский, в своем жизнеописании часто ставящий рядом форму жизни и правило, показывает тем самым, что отличает первый термин как от правила, так и от жизни в общем смысле. Начиная рассказ об эпизоде с составлением первого правила, он пользуется следующими терминами: scripsit sibi et fratribus suis… simpliciter et paucis verbis vitae formam et regulam195 (ibid., p. 78). Поскольку очевидно, что Фома здесь цитирует и перифразирует слова Франциска из «Завещания», следует полагать, что выражение vitae forma et regula соответствует vivere secundum formam sancti Evangelii оттуда же, а значит, гендиадис, который потом еще много раз будет встречаться в францисканской литературе, представляет собой попытку объяснить vivere secundum formam Франциска, ставя рядом с термином «правило» синтагму «форма жизни», тем самым словно подчеркивая, что оно не может исчерпываться в серии нормативных предписаний.
Чуть дальше, после рассказа о чудесах святого, Фома пишет: «Однако, поскольку мы поставили целью описать не чудеса, ибо они не составляют святость, но ее проявляют, а, скорее, превосходство жизни и его чистосердечнейшую форму жизни (sed potius excellentiam vitae ac sincerissimam conversationis ipsium formam)…» (p. 140). Conversatio означает «поведение», «жизненный уклад»: ставя этот термин рядом с forma в смысле, более или менее близком к forma vitae, Фома показывает, что имеет в виду не просто образ жизни, но образ жизни, который квалифицируется в качестве образца, и, однако, не может пониматься как правило. В этом же смысле в предыдущем отрывке он отличает уровень жизни (qualiter denique vita et mores ipsorum… forent proximis ad exemplum196) как от уровня соблюдения правила (qualiter regulam quam susceperant possent sincere servare197), так и от прямого отношения к Богу (qualiter in omni sanctitate et religione coram Altissimo ambularent198). Несомненно, что жизнь согласно правилу подразумевает – в соответствии с часто встречающимся в средневековой латыни значением термина forma – функцию образца по отношению к другим, но, тем не менее, она не является и простым синонимом exemplum.
У Бонавентуры синтагма forma (или formula) vitae – или даже просто forma (Forma igitur praescripta apostolis… – Bonaventura 2, p. 157) неоднократно употребляется как по отношению к правилу (scripsit sibi et fratribus suis semplicis verbis formulam vitae199 – Leg. Maior 3, 8), так и в значении образа жизни (например, в Constitutiones generales (IV, 1) под заголовком de forma interius conversandi200, которому соответствует следующая сразу за ним рубрика de modo exterius exeundi201; кроме того, в Apologia pauperum202 (XI, 17) forma vivendi относится к образу жизни Virgo et Mater Domini nostri Iesu Christi203).
В любом случае синтагма «форма жизни» очевидным образом приобретает во францисканстве определенное техническое значение, которое важно не упустить. Как мы уже видели на примере выражения regula vitae, родительный падеж здесь не только объективный, но и субъективный; форма является не нормой, которая вменялась бы жизни, но таким способом жизни, который, следуя жизни Христа, придает себе форму и становится формой.
1.7. В комментариях к правилу специфичность францисканского понятия «жизни», сжато выраженная в синтагме forma vitae, подтверждается снова и снова. Так, в Expositio regulae Ангела Кларенского в incipit текста дается обширный терминологический комментарий, где, с одной стороны, термин regula изымается из юридической сферы в строгом смысле, а с другой – vita противопоставляется чисто вегетативной жизни и становится синонимом «святой» и «совершенной» формы жизни. Прочитаем этот отрывок, где очевидно не только знакомство Кларенца с языком и традицией греческого монашества, но также его замешательство перед текстом Франциска:
Regula, id est evangelicus canon, sanctificans decretum et lex gratiae et iustitiae Christi humilitatis et forma vivendi secundum exemplar Christi Iesus paupertatis et crucis.
Regula, quia recte ducit, et modum recte vivendi sine omni errore docet. Quos enim nostri grammatice declinare in partibus declinabilis orationis dicunt, hoc Graeci regulare et canonizare nuncupant.
Vita vero apud Graecos dicitur zoi et pro vita vegetativa et animali imponitur, vios vero apud eos pro virtuosa sanctorum conversatione tantum scribitur. Ita et nunc in regula et in omnibus sanctorum historiis hoc nomen vita pro sancta conversatione et perfecta virtutum operatione accipitur204 (Clareno, p. 15).