В тени баньяна - Вэдей Ратнер

– Ты был напуган, и Индия тоже. Она успокоилась. Жизнь продолжается. Нужно думать, как быть дальше. Помнишь, о чем мы говорили? Поселиться здесь, среди местных? Занять королевскую резиденцию в Ролокмеахе, – пошутил Большой Дядя. – А что, звучит неплохо! Как думаешь, Рами?

Я промолчала. Мне было не до шуток. Все это время они планировали поселиться в Ролокмеахе?

– По-моему, хорошая мысль, – продолжил Большой Дядя. – Пусть это место на время станет нашим домом. Даже если нас поселят в разные семьи.

Разные семьи? Мы будем жить порознь? Волнение комом подкатывало к моему горлу. Дядя продолжал идти легкой, беспечной походкой.

– Как мы это сделаем? – спросил папа. – У нас ведь никого здесь нет.

– Скажем, что есть.

– Кто?

– Старик уборщик. Он приходил, спрашивал про тебя. Принес несколько яиц от своей курицы. Мы можем сказать, что он дальний родственник Аны, дядя, к примеру. Это будет правдоподобно. Неужели ты не понимаешь? Он может обеспечить нам родство с крестьянами. Стать нашей защитой.

Папа резко остановился и, выпустив мою руку, повернулся к Большому Дяде.

– Ты уже говорил с ним? – В папином голосе слышалась тревога.

– Нет, конечно! – громко возмутился Большой Дядя. – Я ни слова никому не сказал. Хотел сперва обсудить с тобой. Узнать, можем ли мы вообще обратиться к нему. – Смягчившись, он добавил: – К тому же твой друг не слишком словоохотлив. Я даже при желании не смог бы с ним поговорить. Он был сам не свой.

Мы продолжили путь. Я теперь шла между папой и дядей. Папа молчал, погруженный в свои мысли.

– Нет, слишком опасно, – произнес он наконец. – Я не могу рисковать его жизнью ради своей. Я не хочу впутывать других.

Теперь встревожился Большой Дядя.

– Что значит «других»? Это касается всех нас.

– Нет, это касается только меня, Арун. Только меня. Ты разве не понимаешь?

– О чем ты?

– Я написал свое имя и профессию, – спокойно, как ни в чем не бывало начал объяснять папа. – История семьи у нас короткая. Я – единственный Сисоват, вы все – родня моей жены. Люди незнатные. Ты, Тата и Ана – брат и сестры, ваши родители – крестьяне из Киенсвая, они выращивали фрукты, манго и бананы. Мать еще жива. Отец погиб, утонул в Меконге, его лодка пошла ко дну, когда он вез фрукты в город.

– Зачем? Зачем ты все это придумал? Бессмыслица какая-то!

– Послушай, Арун. – Папа говорил, засунув руки в карманы, вид у него был на удивление спокойный, даже непринужденный. – Тот молодой человек в очках, представитель камапхибалей, – мне кажется, он узнал меня. Не знаю откуда, но, думаю, ему известно, кто я. А если нет, он выяснит. Тата права: он явно из интеллигенции. Он видел меня насквозь. Когда настанет час, я пойду. Один. Прошу, пойми меня. Мне нужно, чтобы ты понял, Арун.

Фонарь выпал из дядиных рук и с грохотом разбился о землю.

– О брат, – задохнулся от ужаса Большой Дядя, – что же ты наделал, что ты наделал? Ты подрезал себе крылья. Подрезал крылья…

Ударила молния, небо взревело, и ночь зарыдала огромными слезами, громко и безутешно.

Я проснулась в тишине. Папа куда-то ушел. Мама тоже, ее одеяло мягкой грудой лежало в ногах циновки. Сев на постели, я ждала, пока глаза привыкнут к густой, как чернила, темноте, и вдруг поняла, что где-то на улице играет флейта. Знакомая мелодия покружила в моей голове, и я вспомнила слова:

Отрывок из локхаона[29]. Здесь? В такой час? Через открытую дверь в комнату проникало слабое оранжевое сияние. Остальные спали. Я без труда различала их по очертаниям на полу. Под одной москитной сеткой лежали Большой Дядя – огромной горой, близнецы – двумя бугорками, по форме напоминавшими наутилусов, и тетя Индия – изящным холмом с изгибами и впадинами; под другой – Тата, длинная и прямая, как пест, и Бабушка-королева, округлая и мягкая, как глиняная ступа на гончарном круге. Мамы и папы нигде не было. Куда они ушли? Я не волновалась, нет. Напротив, все мои чувства притупились, в теле блуждали остатки сна, а слух ласкала музыка, больше похожая на птичью трель, чем на звуки, которые человек губами извлекает из флейты.

Рядом со мной, обняв свою подушку-валик, тихо сопела Радана. Ее лицо расплылось, как тесто, в блаженной улыбке, она спала и не знала, что мамы нет рядом. Я взяла лежавшее в ногах одеяло, накрыла им сестру, и чтобы ей было уютно в его мягких объятиях, подоткнула края. Затем, выбравшись из-под москитной сетки, подошла к двери. И увидела родителей.

Они сидели у небольшого костра. Их лица были повернуты так, что я видела только полукружия подбородков, светившиеся в темноте, как две половинки луны. Мама полоской ткани перевязывала папину руку. Потрогав повязку и решив, что она недостаточно плотная, мама оторвала от накинутой на плечи кромы еще одну полоску. Папа неотрывно следил за каждым ее движением. Поглощенные друг другом, умиротворенные звуками флейты, они не замечали меня. Я хотела что-то сказать, обозначить свое присутствие, но голос еще не вернулся ко мне после сна, и я, смирившись со своей немотой, опустилась на пол. Прохлада, разлившаяся в воздухе после дождя, постепенно пробуждала мои чувства.

Я взглянула сквозь темноту туда, откуда доносилась музыка, и в одном из дверных проемов здания напротив различила сидевшую на полу тень. Старый музыкант. У его лица вырисовывался продолговатый силуэт флейты. Пальцы перебирали отверстия – звучал мотив припева:

Он сделал паузу, сыграл еще несколько нот и медленно перешел к более сложному, более напряженному отрывку. А в моей голове под музыку звучали слова – оскорбления, которыми осыпали друг друга соперники, принц, позарившийся на чужую невесту, и бедный продавец духов.

Поэма «Мак Тхыанг». Классический сюжет, переложенный на стихи. Я знала поэму почти наизусть. Видела несколько представлений и слышала, как ее читали по радио. Это история о продавце духов и его красавице жене. Однажды, когда они на рынке продавали духи и масла, жену увидел принц. Он похитил девушку, чтобы сделать ее своей любовницей. Продавец духов отправился к королю и рассказал ему о поступке сына. Принц, однако, все отрицал. Спросив совета своего старшего министра, король решил за дерзость наказать обоих и велел им, взяв большой, тяжелый барабан, пойти далеко в поля, а затем вернуться обратно. Втайне от них король посадил в барабан мальчика, который должен был подслушивать разговоры соперников и потом доложить все королю. В дороге, не подозревая, что их подслушивают, продавец духов и принц принялись ранить друг друга острыми, как лезвия, словами.