Свидетель - Галина Манукян

— Валера!

Кто-то грубо дернул меня назад и развернул одним движением. Учиться принимать было поздно. Опасность, пахнущая казармой, мужскими ботинками и резким одеколоном, опасность, похожая на мерцающую в глубоководной тьме зубастую рыбу, стояла прямо передо мной. С выдохом я расправила плечи и подняла голову ей навстречу:

— Вы хотите меня убить?

Возмущение зашкаливало, тонкие ноздри Валерия раздувались, лицо покраснело, сердце билось, как после пробежки. Заломленные за спину руки хотелось выбросить вперед и расквасить рожу хоть одному из сидящих рядом полицейских в гражданском. Но, во-первых, это было не реализуемо, во-вторых, сопротивление при аресте, даже проведенном с такими вопиющими процессуальными нарушениями, чревато. Разум активно анализировал происходящее, отметая ненужные пока вопросы, типа, куда делся Сергей… Об этом Валерий подумает позже, когда уволит начальника охраны ко всем чертям.

— Я требую адвоката! — отчеканил Черкасов. — И предъявите мне ордер на арест. Я знаю свои права. Этот произвол вам с рук не сойдет!

Стриженный почти под ноль бугай задвинул боковую дверь фургона, словно был глухим, и сел напротив. Автомобиль тронулся и быстро набрал скорость. Внутри передвижной «кутузки» окон не было.

«Как скот везут, сволочи! Ну, ничего, доиграетесь еще!» — зло думал Валерий.

Под ложечкой сосало от досады, что все это происходит с ним, а не должно. Он потерял контроль над ситуацией. Так всегда: стоит поддаться эмоциям, и ком проблем увеличивается по нарастающей. Мышцы свело от напряжения и дискомфорта, Валерий попробовал сесть удобнее. Ум отсчитывал зачем-то повороты, остановки, видимо, на светофорах и проезд по кругам. Пробки были, но незначительные. Клиника располагалась не в центре, а в районе Соколиной горы, и, судя по всему, до МКАДа они не доехали.

— Куда вы меня везете? — не выдержал Валерий.

— Куда положено, — буркнул здоровяк в кожаной куртке, до противного крутой, будто статист из фильмов о девяностых.

Минуты тянулись. Интуиция подсказывала, что все это плохо пахнет, и до ближайшего отделения полиции они уже должны были доехать. То есть везли его не в ближайшее, а какое-то особое? Наверняка. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: дело ему фабрикуют, пытаются навязать что-то потяжелее, чтобы не выкрутился. Но любой адвокат, даже не такой маститый, как Юрий Витальевич Морфин, докажет, что обвинение шито белыми нитками. Похищение? Это смешно! В конце концов, есть договор об оказании услуг, подписанный Варей при свидетелях. Сергей предупреждал, и они не придумали ничего лучше. Но почему сейчас? — судорожно анализировал Валерий. — Варя им при мне подтвердила, что не имеет претензий. Варя…

Сердце оборвалось. Она же осталась там! Шиманский на нее охотится, и если это его люди… «Они ее не тронут», — стараясь вернуть хладнокровие, убеждал себя Черкасов. Но беспокойство нарастало по геометрической прогрессии. Утешало только то, что если они сказали о похищении, значит, Варю просто будут обрабатывать, чтобы выступила против него. В груди защемило от этих слов.

— Что вы сделаете с Варварой Невской? — резко спросил он, глядя в упор на кожаного.

— Не твоего ума дело.

— Нечего мне тыкать, — бросил в негодовании Черкасов.

Кожаный только перевел взгляд на короткий автомат на коленях.

У Валерия пересохли губы. От мысли, что к ней кто-то прикоснется, застучало в висках. Почему? Ведь пьяный он сам черт знает что творил!

Валерий говорил себе, что она обычная. Как все. А она была прозрачная и многослойная одновременно, чем-то отталкивающая и этим же самым притягивающая. Загадочная, как игра теней.

Валерий не хотел смотреть на нее, но не мог отвести глаз. Особенно, когда она не замечала этого. С той самой минуты на параде он подсознательно искал ее взглядом. Когда она оказалась в его доме, что-то будоражило его до бессонницы, желания напиться до беспамятства. В ночь по возвращению он заснул только под утро. В машине, в гараже.

А она… Рядом с ним Варины плечи сутулились, голова опускалась и сплетались пальцы внизу живота. Знатоки жестов говорят: это признак обмана. Варя выглядела такой уязвимой, глядела исподволь, словно испуганная мифическая наяда, белокурая, нежная, невинная… А от нее несло сексом больше, чем от раздвинувшей ноги шлюхи. И еще неуловимой, тщательно скрываемой внутренней силой. Как всё это могло сочетаться в одном человеке? — Валерий не понимал. А ведь он хорошо разбирался в людях. И это раздражало, бесило невероятно: вся ее мистификация, сквозящая в жестах, странные взгляды, слова, междустрочье и постоянное ощущение обмана… Устав гадать, Черкасов решил, что она пытается манипулировать им. Было проще всего признать, что Варя — еще одна охотница за его деньгами, которой стоило отдать должное — она подсадила его на крючок. Так он считал. И просчитался.

Волна негодования улеглась при мыслях о Варе, и вернулось чувство тошноты от вчерашнего виски и смутных воспоминаний прошлой ночи. Пальцы в наручниках за спиной похолодели.

Поганый виски, даром что дорогой, до сих пор отдавал керосиновым привкусом во рту. Еще бы — выглушил целую бутылку сам!

Валерий не собирался спать с ней. Поганый виски… Он напился до чертиков, чтобы расслабиться. А потом ее расширенные от страха зрачки и запах секса снесли мозг и включили в нем зверя, которому место было только в самых темных, запретных фантазиях. Он не позволял себе такого даже с проститутками, которым платил немерено. И никогда бы не позволил, если б не она, если б не неизвестно из каких глубин вырвавшееся желание вывести ее на чистую воду, а потом наказать за притворство и еще неизвестно толком за что, подчинить, сломать — назло обманчивой чистоте, назло фальшивой, казалось, праведности, которую Варя олицетворяла собой. И которой в нем не было.

Только удовольствие от животной похоти не стало удовлетворением, оно осело свинцовой пылью на протрезвевший ум, гадливостью на душу, усталостью и непроизвольной дрожью в мышцах. Но что сделано, то сделано, не прокрутишь вспять и не сотрешь.

Во рту стало отчаянно сухо, губы сжались, а язык приклеился к нёбу. Валерия не отпускал ужас — маньяк, о котором впору снимать триллеры, — он сам. Первой мысли — откупиться, забыться, уехать — не суждено было реализоваться: Варя ослепла из-за него… И, похоже, тронулась.

Теперь его везут в клетку, как зверя. Заслуженно. Но он не готов был, не готов расплачиваться так. К тому же о том, что случилось роковой ночью, никто не знает, а Варя не скажет, — был уверен Валерий, коря себя за малодушие. — Потому что, либо святая, либо сумасшедшая…

Фургон остановился.

— На выход, — скомандовал бугай.

Валерия повели по коридорам какого-то здания, больше похожего на заброшенный с Советских времен завод, чем на отделение полиции. Стул посреди пустого цеха выглядел банально и угрожающе. Решили проработать его до того, как привезут в реальное отделение? Нет, нельзя сдаваться! Не этим.