Петр Первый. Благо или зло для России? - Евгений Анисимов

Разрушение Государева двора было частью социальных преобразований Петра. Они меньше ощущались на низших ступенях служилой лестницы, где сильнее действовали общие тенденции распада служилого сословия, давно проявившиеся. Надо сказать, что служилые люди допетровской России не представляли собой единого сословия, даже несмотря на единую систему материального обеспечения их службы — поместье. Во-первых, они делились на две группы — "служилые по отечеству", то есть по происхождению, и "служилые по прибору", то есть по набору. Если путь в служилые по прибору был открыт любому свободному человеку, то у служилых по отечеству использовались свои, традиционные формы определения "годности" кандидата: местничество, традиции службы, клановая борьба, интриги, высшее покровительство и т. п.

Во-вторых, все служилые делились на чины "московские" и "городовые", то есть провинциальные. Первые входили в Государев двор и как царские приближенные пользовались привилегиями, пожалованиями, недоступными скромному уездному сыну боярскому. Среди городовых служилых (как по отечеству, так и по прибору) также не было равенства: более высокое положение занимали служилые центральных уездов, пониже — служилые по отечеству окраинных районов.

Когда под воздействием Петровских реформ служилое сословие начало стремительно распадаться, то разломы прошли как раз по тем самым трещинам, которые существовали исстари: московские дворяне стали "царедворцами", а потом и "шляхетством". Они откололись от общей массы служилых по прибору по всей стране и служилых по отечеству окраин. Началось формирование хорошо знакомого нам по русской классической литературе дворянства. Несомненно, что это происходило под строгим присмотром Петра, который сознательно, под видом соблюдения принципа "годности", принижал статус высших слоев служилых людей, уравнивал родовитых бояр (а иногда и ставил их ниже) с безродными Меншиковым или Ягужинским. Впоследствии это вызывало явное недовольство прежней родовитой элиты, которое, впрочем, выражалось только в виде "письменного ворчания" князя М. М. Щербатова и не привело к организации Фронды.

Тяжелее оказалась судьба провинциальных служилых людей. В ходе подушной переписи на юге России неожиданно бо́льшая часть однодворцев — служилых по отечеству (включая титулованных) — была освобождена от военной службы и обложена подушной податью наряду с их крестьянами. Так появились "крестьяне-князья", титулованные нищие, вроде князя Мышкина из "Идиота". Главная причина включения их в тягло состояла в том, что они вели крестьянский образ жизни и, как писал в 1724 году ревизор Азовской губернии А. А. Мякинин, "однодворцев причесть к помещикам невозможно, ибо оне, хотя и имеют по стольку дворовых людей, но только самой мизерства, понеже они и сами земледельцы и потому положены в подушный оклад и потому равны они тем своим людям". Резкое понижение социального статуса однодворцев было связано и с военной реформой. В ходе ее на юге России были образованы специальные территориальные ландмилицейские полки, заменившие собой налаженную веками службу служилых по прибору по охране рубежей.

Включение служилых по прибору в подушную подать означало, что отныне старая служилая корпорация распалась на две части: податную и неподатную. Привилегированное положение заняли царедворцы, московские дворяне, большая часть служилых по отечеству. Однодворцы не превратились в самостоятельную социальную группу. Они были включены в новое сословие, которое Петр создал росчерком пера в 1723 году: на заседании Сената царь предписал объединить черносошных крестьян Русского Севера, инородцев Поволжья, пашенных крестьян Сибири, однодворцев Юга в сословие "государственных крестьян". Тем самым подчеркивалось, что невладельческие, негородские группы сельского населения, составлявшие одну пятую населения России, лишились неопределенного (читай — свободного) состояния и объявлялись принадлежащими государству, которое с них стало взимать подушную подать в увеличенном размере. В денежном исчислении она была эквивалентна повинностям крепостных крестьян, иначе говоря, государство объявило себя помещиком свободных категорий населения, а в сущности закрепостило их. Это решение хорошо вписывается в общий процесс лишения русского общества свободы. Конечно, положение государственных крестьян было несравнимо легче крепостного крестьянства, но все же создание новой сословной категории привело к значительному ужесточению для них государственного, фискального контроля, к ограничению юридических прав и возможностей их как вчера еще свободных людей. Переход прежде свободного населения в разряд государственных крестьян демонстрировал снижение их статуса до статуса "подлого", платящего подушину народа. Привязанные к тяглу, фактически лишенные свободы передвижения и социальной мобильности, государственные крестьяне становились, в сущности, крепостными государства. Из этого резервуара самодержцы постоянно брали рабов для подарков своим сановникам и фаворитам. Естественно, это лишило Россию той свободы, которая была присуща ей в допетровский период.

Проводя податную реформу в деревне, петровские ревизоры столкнулись с проблемой статуса дворовых, состоявших в значительной степени из холопов, многие из которых имели право перейти из холопства в свободное, то есть неподатное, состояние. После некоторых колебаний у Петра вызрело решение включить всех дворовых в подушный оклад, "дабы вечно с крестьянами" им быть в тягле и зависимости от помещика. Петр исходил из фискальных соображений, желая лишить недобросовестных владельцев возможности утаивать крестьян под видом дворовых.

Последствия этого оказались совершенно непредсказуемыми, не для казны, конечно, а для крестьян. Мало того, что холопы утратили возможность выйти на свободу, как это бывало раньше, особенно по смерти господина, завещавшего совершить богоугодное дело — отпустить на волю рабов. С ликвидацией тысячелетнего института холопства обязанности по обработке надела помещика и ведению его хозяйства легли на плечи крестьян. Ученые фиксируют в послепетровское время резкое увеличение барщины и прочих отработок. Они были настолько значительны, что постепенно достигли пределов человеческих и временных возможностей — свою пашню крестьянину приходилось пахать ночью или в праздники — все остальное время занимала работа на помещика, которую раньше выполняли холопы. Холопье право (читай — право владельца обращаться с человеком как с рабом) теперь распространилось на крестьян, что, с одной стороны, вело к ужесточению крепостничества, появлению его ужасных, немыслимых в допетровское время, садистских форм (вспомним Салтычиху), а с другой — меняло структуру землепользования. В ряде районов страны в XVIII веке владельцы забрали себе наделы крестьян, а за работу на барщине давали им месячину — ежемесячный продовольственный паек. Так началось превращение крепостного в обыкновенного американского раба. Последствия отчуждения крестьянина от земли мы испытываем до сих пор — равнодушие, недобросовестность, наплевательское отношение к делу и прочие столь характерные и для нашего общества пороки. Да, если по этимологическим и фразеологическим словарям сравнить значение русских слов "работа" и "работать" с тем, как они трактуются в английских, французских, голландских словарях, то хорошо заметно преобладание в нашем языке негативных коннотаций: "Работа не волк — в лес не убежит", "горбатиться".