Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

— Люблю блатных ребят, — буркнул Жевжик и протянул раскрытую коробку «Казбека».

Слово «блатной» да и запрещенные в колонии папиросы насторожили Анатолия. Или Жевжика подослали выведать, что за птица Русаков? За это надо проучить. Разыграть прилипалу.

Анатолий закурил и спросил:

— Ты кто, человек или уже раскололся тут?

Нагловатая улыбка застыла на лице Жевжика. Он взглянул, будто проколол глазами насквозь, и развязно ответил:

— Активист я…

— За сколько продался? — насмешливо спросил Анатолий.

Жевжик не обиделся. Улыбка не сходила с его лица. Он расспрашивал Анатолия, в какой «академии» тот побывал, кого знает. Анатолий сказал о Чуме, и Жевжика будто подменили. Исчез налет добродушия. Рядом с Анатолием сидел другой человек.

— Какой Чума?

— Авторитетный!

— Не ври!

— А зачем мне врать?

— Ты его хорошо знаешь?

— Леньку Чуму? Кореши.

— Поди ты?!

Лицо парня последовательно выразило настороженность, сомнение. А потом он снова пристал к Анатолию с расспросами о Чуме, все требовательнее, как следователь.

Воспоминания о днях позора и унижения, проведенных с Чумой, были ненавистны Анатолию. Он поднялся. Подбежала Леди, фокстерьер. Анатолий нагнулся, чтобы погладить ее, как вдруг Леди, подбитая снизу ногой Жевжика, взвилась в воздух.

Анатолий сильно ткнул живодера кулаком в грудь. Того шатнуло в сторону, но не свалило.

— Из-за кабыздоха?! — яростно выкрикнул Жевжик и перехватил руку замахнувшегося Анатолия.

Они сцепились и упали в крапиву.

Анатолий был очень силен для своего возраста, но сразу же почувствовал превосходство противника и, когда понял: не справиться, схватил Жевжика за горло.

— Брось! Не дури! Я же свой! — услышал он хриплый шепот.

— Сволочь ты!

— Да свой я. От Чумы. Пусти — покалечу!

— Как от Чумы? — Анатолий от неожиданности отпустил горло врага.

— А так! — Жевжик пытался подняться.

— Так ты же активист — сам признался, а в активистах «ворам» ходить не положено.

— Положено — не положено!.. Что ты в этом понимаешь? Чума разрешил… Иначе здесь сразу заметут.

— Так ты «вор в законе»?

— А ты думал! Теперь нас тут будет двое. Надо бы тебе темнить в спальне: «Я, дескать, активист, я с вами», а ты по-дурацки — сразу наизнанку.

Анатолий разжал руки. Жевжик встал и, отряхиваясь, сердито сказал:

— Эх ты, полуцветной! Закон нарушаешь! Две головы не имеешь, руки на своего не поднимай… На воле пришлось бы тебе оправдываться перед сходкой… Ну куда ты против меня? Мне двадцать два, а ты еще сопляк. — Скажи спасибо, что не покалечил тебя…

— Как — двадцать два? Ведь здесь старше восемнадцати не держат!

— Прошел по делу как семнадцатилетний, под чужой фамилией. — Жевжик снисходительно засмеялся.

Анатолий поднялся.

Жевжик ойкнул, чертыхнулся и сильно тряхнул левой ногой, стараясь стряхнуть вцепившуюся Леди.

Парень отбросил фокстерьера, но тут на него набросились Разбой и Цыган. Злобное рычание, визг, вопли Жевжика — и он помчался по дорожке.

Анатолий злорадствовал. Так этому ворюге и надо! «Что же теперь делать? Надо что-то предпринять. А что?» В раздумье он пошел в корпус.

3

В спальне было шумно. На краешке стула, посреди комнаты, в одних трусах сидел Жевжик, положив левую ногу на другой стул. Староста Котя Лазурин пробкой от бутылочки с йодом смазывал ранки на его ноге. Воспитанник Глеб неумело бинтовал кисть левой руки. Жевжик разглагольствовал, размахивая свободной рукой. Воспитанники охали и переспрашивали.

Тело Жевжика было покрыто татуировкой, а на спине красовалась церковь…

— Трус! За шкуру испугался! Собак на меня натравил!. — закричал Жевжик, показывая пальцем на подошедшего Анатолия.

Послышались возмущенные возгласы.

— Лезь под кровать! — приказал Анатолий, подходя к Жевжику.

В комнате стало тихо. Как бы ни были незначительны прежние проступки воспитанников, но разговоров о ворах и воровских обычаях было много. Все понимали, чего требовал этот новичок. Но почему? На каком основании?

Жевжик оторопело смотрел на Русакова.

— Лезь под кровать!

— Да ты что, очумел? — спросил Жевжик, призывая взглядом собравшихся быть свидетелями наглости новичка.

— Лезь под кровать! — У Анатолия была уверенность в своей правоте.

— Ты здесь не командуешь, — сердито сказал староста, и эти свои привычки брось!

— Каждый из нас рассказал все без утайки, и мы о каждом знаем все, — подделываясь под голос старосты сказал Анатолий и затем, отчеканивая слова, продолжал:— Так знайте, что этот двадцатидвухлетний вор в законе» попал сюда под чужой фамилией, как семнадцатилетний. Маскируется, чтобы выполнить приказ бандита Чумы, чтобы разложить ваш коллектив. А вы все шляпы и раззявы!

— Ну и смешняк! — Жевжик криво улыбался. — Хочешь разыграть. Я активист. Ребята меня знают.

— А ну, хлопцы, — сказал Анатолий, — вспомните, не говорил ли этот тип чего-нибудь такого о воровской дружбе, «законе» и прочее…

— А правда ведь говорил, — вдруг признался Глеб. — Рассказывал: «Я вольная птица! Куда хочу, туда лечу… Всякая там агитация — это для дураков…»

— Врешь!

— Нет, не вру. «Блатной, — объяснял ты, — человек момента. Огонь и медные трубы пройдет — и не пропадет. А без водки — пропадет. Бывало, выпьешь водки, все забудешь!»

— Врешь!

— И мне рассказывал о ворах…— вспомнил другой воспитанник, — только я как-то не обратил внимания.

С этого и начался провал Жевжика.

— Пусть докажет, что он не вор, — предложил Анатолий. — Для «вора в законе» пролезть под нарами или кроватью — значит опозориться и потерять авторитет на всю воровскую жизнь. А если ты активист — то что тебе стоит пролезть?

— Не хочу — и все!

— А ты говорил, — Анатолий повернулся к старосте, — «мы о каждом знаем все»!

Тот досадливо махнул рукой и сердито приказал:

— А ну, Жевжик, лезь под кровать!

— Не полезу! Не имеете права издеваться!

— Силой протащим!

— Не дамся!

Уж как ни защищался Жевжик — даже сумел самодельный нож выхватить из-под матраца, — все-таки протащили!

Он сидел на полу, голый, ругался последними словами и… плакал.