Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

– Честь имею представиться, – обратился к ней Михаил Васильевич, – подполковник Прогнаевский, Михаил Васильевич. Прибыл к вам по предписанию господина губернатора, как лицо официальное, для инспекторской проверки.

При последних словах Шамиха вскинула брови и ожгла взглядом подполковника так, что, не будь у него мундира, в его теле, верно, образовались бы две аккуратные дырочки.

– А это, разрешите вам представить, – сделав жест рукой в сторону своего помощника, продолжал как ни в чем не бывало Прогнаевский, – ротмистр Викентьев и господин Зудов, крестьянин села Большие Кабаны, коего вы, верно, помните, потому как он не так давно…

– Да, я его знаю, – резко перебила Михаила Васильевича Шамиха, недобро глянув на Зудова. – Он мне печь перекладывал, шельмец. Так ведь дымит печь-то!

Шамиха снова зыркнула глазами на Зудова, и он, собравшийся было возразить насчет печи, что, дескать, быть того не может, «и до вас-де, барыня, никто и никогда доселе на поклажу мною печи не жалился», только булькнул горлом и затих.

– Разрешите присесть? – спросил Прогнаевский и, не дожидаясь запоздалого кивка хозяйки, сел в кожаное кресло.

– Чем обязана? – сухо спросила Шамиха, нарочно не замечая, что двое других гостей остались стоять.

– Мы, собственно, вот по какому вопросу, – начал было Михаил Васильевич, но его перебила Шамиха.

– Известно, по какому вы вопросу, – зло сказала она, глядя на его серебряные эполеты. – Опять небось какие-нибудь гонения на нас хотите учинить? Так не надейтесь, не выйдет. Государь император строго-настрого приказал никаких поползновений на раскольничью веру не допускать, на то и указ у него имеется специальный. Не думайте, мы все знаем…

– Помилуйте, сударыня, – приятно улыбнулся Прогнаевский Аграфене Хрисанфовне. – Никаких гонений на веру вашу мы учинять, как вы изволили выразиться, не собираемся. Да и указы государя императора мы, несомненно, блюдем и беспрекословно выполняем. У нас к вам другое дело.

– Какое? – быстро спросила Шамиха, вперив свои круглые глазенки в лицо Михаила Васильевича.

– Мы бы хотели осмотреть ваш дом на предмет… противупожарной безопасности, – сделал серьезное лицо Прогнаевский. – Хозяйство у вас большое, лето стоит весьма жаркое, так что, сами понимаете, всякое может случиться. И предупредительные меры на случай пожара будут весьма не лишними.

– А что, теперь вместо пожарных поручиков жандармские подполковники печи да дымоходы досматривают? – с большой язвой в голосе спросила Аграфена Хрисанфовна, выказав большое знание военных чинов.

– Нет, вовсе нет, – с улыбкой заверил ее Михаил Васильевич. – К какой-нибудь даме крестьянского или мещанского звания, возможно, прислали бы и поручика или даже кого из нижних чинов. Но из уважения к вам, – Прогнаевский учтиво привстал с кресла и наклонил голову, – и вашему покойному мужу, царствие ему небесное, сделавшему так много благих дел для нашего города, господин губернатор просил проинспектировать ваш дом на предмет противупожарной безопасности именно меня.

– Что ж, – немного потеплел взгляд Шамихи, – с чего вы хотите начать?

– С печи, – ответил Михаил Васильевич. – Вы знакомы с предписанием господина губернатора не топить в этом месяце бани и домовые печи?

– Читала в газетах, – буркнула Аграфена Хрисанфовна.

– А вы намерены следовать сему предписанию? – строго спросил Прогнаевский.

– А куда деваться? – вопросом на вопрос ответила купчиха и поднялась с канапе. – Пойдемте, что ли?

Богато жила Шамиха. Паркеты орехового и сандалового дерева, хрустальная люстра на двести свечей в большой зале, мебеля из черного и красного дерева, штофные обои, персидские ковры ручной работы, каковых не было и в губернаторском дворце. Прогнаевский с ротмистром ходили с деловым видом, проверяли дымоходы, заглянули даже в печь, которая действительно давно не топилась, а Ефим Зудов плелся в самом конце процессии, и его настроение портилось и делалось сквернее с каждым шагом. Ему, похоже, страсть как хотелось жить вот так же: ходить щеголем по начищенным паркетам, кушать на серебре, пить из хрусталя и не дуть в ус. Он, конечно, понимал, что подобного ему никогда не иметь, посему и чувствовал себя обделенным и ущербным.

Поднялись на второй этаж.

– А это у вас что за дверь? – спросил Прогнаевский, указав на тайную дверь в прихожей, о которой говорил Зудов. – Куда она ведет?

– Ну, эта дверь… просто так дверь, – замялась Шамиха.

– Что значит просто так? – удивленно спросил Михаил Васильевич. – Откройте, пожалуйста.

Аграфена Хрисанфовна шумно выдохнула, достала откуда-то из недр бархатного платья связку ключей и нехотя открыла дверь. Прогнаевский с ротмистром вошли в большую комнату и огляделись. Как и говорил Ефим Зудов, это была старообрядческая молельня. Горели под древними образами лампады, в дальнем конце комнаты стоял стол-кафедра под зеленою, с образами же, парчою, на коей покоилось старинное Евангелие и большое железное распятие. Позади кафедры за неплотно прикрытыми занавесями была вмурована в стену древнего византийского письма икона с Божией Матерью, держащей на руках юного Спасителя, благословляющего всяк на него смотрящего двоеперстием. Лик иконного письма был темен, однако икона сия была явно не та. Ставший большим специалистом по иконному письму, Михаил Васильевич тотчас определил, что икона из молельни есть «Паммакариста», что зовется Всеблаженной, а похищенная икона была «Одигитрией», что есть вещи абсолютно разные…

Через малое время губернатор вновь собрал консилиум в том же составе, на коем подполковник Прогнаевский доложил, что имел к Шамихе визит и что никакой явленной иконы Казанской Божией Матери у нее не имеется. Маргарита довольно улыбалась, Варсонофий и Варвара недоверчиво поглядывали на губернатора. А подполковника Прогнаевского вновь посетила мысль, что ответ на интересующий всех вопрос может дать только один человек – Варфоломей Стоян.

Всю следующую неделю Савелий, казалось, беспечно бродил по городу, обедал в ресторанах и делал покупки, абсолютно не замечая за собой слежки. Так, по крайней мере, сообщали начальнику Казанского губернского сыскного отделения господину Савинскому филеры-топтуны. Вечерами чета Родионовых выходила в свет: они часто ужинали в «Славянском базаре» на Большой Проломной или в «Ресторации Черницкого» в саду «Русская Швейцария», не единожды были замечены в летнем Панаевском театре, где, согласно донесениям агентов, кричали «браво» русско-французской шансонетной певице Эллине Марго и с удовольствием слушали оркестр под управлением капельмейстера Рокко Джиордано.

Полицмейстер Васильев после очередного доклада Савинского хмурился, промокал платочком плешь под форменной фуражкой и терялся в догадках. Зачем известный медвежатник приехал в его город? Не ради же того, чтобы шпацировать по улицам, проедать деньги в ресторанах и слушать певичек в Панаевском театре?! А может, он приехал в Казань отдохнуть от своих трудов, ведь как ни крути, а «работа» у него рисковая и нервическая и, хошь не хошь, требующая перерывов? А они тут переполошились все, лучших агентов к нему приставили, будто им делать больше нечего. Громил, слава богу, в Казани хватает…