Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

В одна тысяча семьсот шестьдесят седьмом году от Рождества Христова, 26-го числа месяца мая, ближе к вечеру, четыре галеры Ея Императорского Величества государыни императрицы Екатерины Великой пришвартовались к пристани близ Тайницкой башни Казанского кремля. На флагманском корабле, именуемом «Тверь», находилась со своей многочисленной свитой сама императрица.

От пристани до Тайницкой башни по пути следования государыни была расстелена ковровая дорожка, и первые же шаги императрицы по земле Казанской сопровождались торжественным и многоголосым перезвоном всех городских церквей. Встречать великую гостью вышла на берег реки Казанки вся губернская и городская головка, духовенство, купечество, мастеровой люд и выборные крестьяне с образами и хоругвями.

Отстояв вечерню в главном городском храме – кафедральном соборе во имя Благовещения Пречистой Богородицы, с паперти коего сам митрополит Лаврентий согнал всех калек, нищих и пропившихся до исподнего питухов, – Екатерина поехала к дому купца, промышленника и городского головы Ивана Дряблова, где ей и предстояло остановиться.

Весь следующий день она принимала делегации губернских дворян, купцов и именитых людей, а мая 28-го числа высочайше соблаговолила посетить Казанский Богородицкий девичий монастырь. Собиралась императрица долго и вышла наконец, когда солнце уже клонилось за полдень. У парадного подъезда ее ждала шестерка великолепных лошадей и золоченая карета с замысловатой деревянной резьбой, в том числе и на колесах, обитых медным листом с картинками из жизни херувимов. Поддерживаемая под локоток форейторами, императрица уселась в карету, на запятки встали два дюжих гвардейских офицера, и экипаж тронулся, держа путь в Богородицкий монастырь.

Смиренно отстояв молебствие в окружении Христовых невест и послушниц, Екатерина подошла к знаменитой на всю Россию чудотворной иконе Казанской Божией Матери, не перебивая, выслушала рассказ монастырской настоятельницы о явлении святого образа и им сотворенных чудесах по части исцеления человечьих недугов и, верно расчувствовавшись, сорвала со своей прически корону и протянула ее настоятельнице.

– Фот, фозмите, – произнесла императрица, коверкая русские слова. – Сие ест мой тар фашей опители.

– Господи да Боже мой, – повалилась ей в ноги настоятельница. – Да за что же благодать-то нам такая!

Повелев настоятельнице встать, императрица последовала на выход, сопровождаемая монашенками и послушницами. Настоятельница, обливаясь благостными слезами и держа корону императрицы на вытянутых руках, прощаясь с вседержавнейшей, еле вымолвила:

– Мы сей дар ваш, государыня, на вторую ризу устроим, чтобы аккурат над венчиком Божией Матери корона ваша воссияла. Мы… мы… – Она не выдержала и зарыдала в голос. Императрица, благосклонно кивнув ей на прощанье, вышла из Богородицкого храма к толпившейся у входа свите. А в руках плачущей настоятельницы осталась небольшая, размером с крупное яблоко, корона, еще четверть часа назад украшавшая прическу матери и хранительницы России. На сей золотой короне имелось 479 бриллиантов, 100 алмазов и около 1200 иных драгоценных каменьев…

Пароход «Ниагара» издал уже второй свисток, когда у одной из пристаней с вывеской «Пароходное общество „НАДЕЖДА“ остановилась коляска. Из нее вышли господин средних лет в дорогом костюме английского сукна и в лаковых штиблетах и молодая авантажная дама в палевом платье из бережа-шамбери с золотой нитью, широкополой кружевной шляпе со страусиными перьями и ботиках а-ля Луи.

– Мы не опаздываем? – спросила барышня, одарив своего спутника нежным взглядом.

– Нет, дорогая, – мягко улыбнулся мужчина, взглянув на золотые наручные часы. – До отхода «Ниагары» еще четверть часа.

Смотрелись они великолепно. Он, немного выше среднего роста, с небольшой бородкой и аккуратными усиками с легкой рыжинкой, несомненно, был либо банкиром, либо преуспевающим промышленником, а она являла высший и желанный тип супруги, любящей и любимой. Неведомо было, прожила она на этом свете четверть века или чуть более, но ее изумрудного цвета глаза по-прежнему смотрели на мир с детской восторженностью.

Завидев важную персону, подскочил стюард в куцем форменном пиджачке, похожем на фрак с оторванными фалдами, и, нимало не сомневаясь, что сия пара, конечно, едет первым классом, спросил только, показывая на два их огромных чемодана и дорожный саквояж:

– У вас какой нумер?

– Седьмой, – ответил господин и добавил: – Саквояж оставьте, я донесу его сам.

Не торопясь они прошли по сходням на борт, поднялись на верхнюю палубу, и коридорный с легким поклоном открыл перед ними дверь:

– Это лучшая каюта на всем корабле, уверяю вас.

Приняв от коридорного ключи и вручив ему рублевик, мужчина вошел вслед за дамой в каюту и закрыл дверь. Оба чемодана уже стояли в центре гостиной на ворсистом ковре, в котором ноги утопали по самую щиколотку. Гобелены на стенах изображали сюжеты из жизни греческих богов, мебеля все были красного дерева, а ножки им заменяли когтистые звериные лапы, весьма похожие на настоящие.

Женщина улыбнулась, провела ладонью по сафьяновой обивке канапе, плюхнулась в плюшевое кресло, почти утонув в нем, вскочила, подбежала к мужчине и чмокнула его в щеку. Потом упорхнула в спальню, откуда тотчас донесся ее голос:

– Савушка, посмотри, какая спальня!

Савелий поставил саквояж и пошел на голос. Действительно, в спальне было на что посмотреть: трюмо с туалетными столиками, хрустальная люстра, бронзовые напольные жирандоли в виде деревьев, на полу и на стенах – ковры, шелковая китайская ширма, образующая в дальнем конце спальни своеобразный будуар. Но главное – кровать! Огромная, она занимала едва ли не треть всего пространства комнаты. А над ней – розовый купол балдахина из легкой, почти невидимой ткани.

– Есть еще кабинет, буфетная и ванная комната с душем, – сказал Савелий. – Действительно, первоклассная каютка!

– Шесть ночей и пять дней! – воскликнула женщина. – Это же самое настоящее путешествие. Спасибо, что согласился вояжировать пароходом, а не поездом. А главное – что взял меня с собой.

– К вашим услугам, государыня Лизавета Петровна, – шутливым тоном произнес Савелий. – Считай, моя императрица, это наше свадебное путешествие.

Бряцнул звонкий колокол на пристани, и следом пронзительно и нервически долго заверещал пароходный свисток. Корпус парохода мелко задрожал – заработала машина, – и послышался грозный окрик капитана:

– Сымай сходни!

Вода за бортом закипела, пассажиры с палуб замахали провожающим их родственникам и друзьям батистовыми платочками, шляпами и картузами, и пароход стал медленно отходить от пристани.