Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

Думали архимандрит Спасского монастыря Варсонофий, подполковник Прогнаевский, кое-кто из губернского и городского генералитета и, конечно, сам казанский губернатор, действительный статский советник Михаил Васильевич Стрижевский.

Думали, думали, да так ничего и не удумали. Правда, Варсонофий намекал высокому собранию, что, дескать, не напрасно, видно, и не без причины Аграфена Хрисанфовна Шамова строит для города шикарную больницу и уже ухлопала на это дело полмиллиона рубликов. Не иначе, мол, грехи замаливает за себя и за покойного муженька, коий, как известно, большие миллионы сделал на поставках в армию бросовой муки во время Русско-японской войны. Но это – один грех. А другой, никак не мог уняться Варсонофий, что, дескать, икону краденую именно Шамовы и прикупили, отсюда и старания Шамихи насчет больницы. А старую шлынду Маргариту – не дословно, конечно, – предлагал Варсонофий гнать взашей из настоятельниц монастыря, так как она всячески противодействует розыскам иконы и строит козни девице Христовой Варваре, все свои силы прилагающей на отыскание святыни. Но на данные измышления консилиум не обратил особого внимания и наконец вынес решение, что к Аграфене Шамовой поедет не кто иной, как подполковник Прогнаевский, и просто попросит показать ему икону. Как он умудрится это сделать, высокое собрание нимало не волновало. Прогнаевский, дескать, лицо по отысканию святыни официальное, полномочиями наделенное весьма широкими, стало быть, ему и карты в руки.

И Михаил Васильевич, захватив с собой жандармского ротмистра, как помощника, и крестьянина Ефима Зудова, как свидетеля, отправился к Шамовой.

* * *

Аграфена Хрисанфовна Шамова, в девичестве Фомина, была вдовой известнейшего на Казани первой гильдии купца и благотворителя Якова Филипповича Шамова, историю восхождения коего к вершинам славы и богачества знали в городе все и которая могла служить – да и служила! – пособием, к примеру: «Как простому горожанину сделаться купцом-мильонщиком».

Родился Яшка Шамов в городе Орлове соседней с Казанской Вятской губернии. Малый был шустрый, схватывал все на лету и по прошествии лет отдан был в обучение к именитым казанским купцам-старообрядцам Фоминым, дабы постичь купеческие науки, в которых братья Фомины были весьма сведущи. Жили братья в одном доме, выходившем фасадом прямо на торговую площадь, и, таким образом, теория наук купеческих подкреплялась здесь для Яшки Шамова наглядной торговой практикой.

Вскоре Яшка был произведен одним из братьев в свои приказчики, и стали теперь звать его по имени-отчеству, Яковом Филипповичем. А еще через время сделался Яков Шамов самым что ни на есть первейшим ухажером дочери своего хозяина, Аграфены Хрисанфовны. Вот вам и параграф первый вышеуказанного пособия: дабы выйти в люди, надобно расчетливо жениться.

Свадьбу сыграли пышно, с купеческим размахом, и за свадебным столом дали братья бойкому приказчику, а теперь и родне свое «добро» на открытие собственного дела, пообещав помочь и советом, и деньгами.

Конечно, дела у Якова Филипповича лихо пошли в гору, и скоро стал он арендатором самой большой в городе, аж в пять этажей, мельницы. Вскоре деятельный и удачливый купец Шамов стал одним из крупнейших хлеботорговцев Казани, да и всего Поволжья, а еще через время мильонщиком, ибо мельница сия имела более чем полумиллионный годовой оборот.

Имела сия мельница и еще одну функцию. Во времена особенно недоброжелательного отношения властей к старообрядцам устраивал Яков Филиппович в ней тайную молельню, куда приходили раскольники со всего города, ибо был он самым главным лидером старообрядческой общины беспоповцев. Сия должность и помогла ему впоследствии сделаться председателем правления Казанского Купеческого банка, ибо, как было уже говорено, купцов-старообрядцев в Казани было весьма предостаточно и вес в городе они имели наисильнейший.

Время от времени захаживал Шамов к своему тестю, которого давно обошел и по капиталам, и по купеческому весу в городе, – отдать дань уважения и поблагодарить лишний раз за науку. Он даже поселился совсем близко от Фоминых – через улицу, на Фуксовской, куда и направил свои стопы подполковник Прогнаевский.

* * *

Дом Шамихи, как его звали после смерти Якова Филипповича год назад, стоял в самом начале Фуксовской улицы. Похоже, жила вдова только в левом его крыле, потому как все правое крыло дома занимали склады. За воротами усадьбы сразу начинался мощеный двор с одним только деревцем посередине, потому как и двор, и дом были для Якова Филипповича, а теперь и для Аграфены Хрисанфовны едино торговым предприятием. По всему периметру двора стояли сложенные из красного кирпича внушительные кладовые за железными дверьми под тяжелыми запорами.

Двор был полон до такой степени, что Прогнаевскому с полицейским ротмистром и Зудову, во все глаза (в коих читались восхищение и явная зависть) смотрящему на сие обширное и богатое хозяйство, пришлось протискиваться к жилой половине дома бочком. Двор сплошь был заставлен обозами телег с кулями, мешками и бочками, ожидающими, когда до них дойдет очередь разгружаться. Время от времени к телегам подходил востроглазый приказчик с усиками и в начищенных до зеркального блеска сапогах и, послюнявив карандаш, записывал что-то в тетрадь, после чего давал команду на выгрузку. И скатывались в бездонные, верно, подвалы кладовых бочки, грохоча по деревянным настилам, пропадали в разверстых пастях ангаров и складов кули с мукой и мешки с зерном. Тут же, по выгрузке-загрузке, приказчик тотчас рассчитывал возчиков и рабочих, и стороны расходились, весьма довольные друг другом. За всем этим действом, подперев голову кулаком, наблюдала из раскрытого окна левой половины дома дородная женщина, Аграфена Хрисанфовна Шамова. Встретившись с ней взглядом, Михаил Васильевич слегка поклонился и крикнул:

– Мы к вам, госпожа Шамова. Не возражаете?

Аграфена Хрисанфовна в ответ недовольно поджала губы и скрылась из виду.

В передней их встретила молоденькая горничная и молча проводила в гостиную. Михаил Васильевич, редко бывающий в купеческих домах, быстро осмотрелся. Собственно, обстановка гостиной Шамихи могла украсить любую дворянскую гостиную и даже дать таковой сто очков вперед.

У входа и в дальнем углу гостиной стояли два больших зеркала с вызолоченными рамами. На самом видном месте, верно, дабы гости не слишком задерживались, каждые четверть часа били английские напольные часы в футляре из красного дерева. Рядом с ними высился внушительных размеров шкаф зеленой окраски с позолоченными каемками, в коем покоились два образа Божией Матери в серебряных с позолотой окладах и венцах и жемчужными ризами, стоимость коих исчислялась, верно, несколькими тысячами рублей серебром.

В другом шкафу, голубой окраски с позолоченными каемками, стояла серебряная, фарфоровая и хрустальная посуда, из коей не стыдно было накормить и генерал-губернатора вместе с иным губернским генералитетом.

Обстановку дополняли дубовый стол с мощными ножками-лапами, кресла с кожаными подушками и два кожаных же канапе с пуховыми тюфяками, на одном из коих восседала дородная дама более чем средних лет и пристально посматривала на непрошеных гостей.