Отто Шмидт - Владислав Корякин

Тем не менее карты, снятые Великой Северной экспедицией, впервые охватили арктическое побережье России от полуострова Канин до устья Колымы. К моменту появления Шмидта в Арктике они оставались для многих участков побережья единственными документами подобного рода. Оценивая достижения Великой Северной экспедиции, Визе считал, что «…эта задача, за немногими пробелами, была выполнена… притом с ничтожнейшими техническими средствами, которыми располагали полярные исследователи того времени» (1948, с. 77–78). Что касается возможностей мореплавания, то за десять лет работ суда экспедиции с трудом одолели лишь отдельные участки вдоль побережья, уже пройденные поморами столетием раньше. Не говоря о многочисленных жертвах среди личного состава: только работавший на восточном участке будущего Северного морского пути отряд Ласиниуса потерял от цинги тридцать пять человек. Дождались смены только девять… Что касается идеи «…устраивать сообщение по Ледовитому океану», то результаты Великой Северной экспедиции, очевидно, отодвигали эту задачу на далекое будущее, тогда как для участников плаваний 1929–1930 годов на «Седове» она становилось проблемой завтрашнего дня.

Правда, ближайшие попытки найти путь на восток через ледовитые арктические воды были предприняты вскоре после того, как последние участники Великой Северной экспедиции вернулись в столицу, чтобы засесть за отчеты и рапорты по начальству. Однако даже во времена Екатерины идея плавания по Ледовитому океану продолжала заботить правительственные верхи, что подтверждается двумя примерами.

Первой отправилась в высокие широты экспедиция В.Я. Чичагова, проект которой разрабатывал М.В. Ломоносов. Он по совокупности сведений поморов и иностранных китобоев наметил пути проникновения в высокие широты Арктики вдоль западного побережья Шпицбергена, где одно из ответвлений Гольфстрма отодвигает кромку арктических льдов до 80°с. ш. Для парусных судов того времени две попытки 1765–1766 годов завершились неудачей. У кромки льдов они «…за непреодолимыми препятствиями не могли достигнуть желаемого по намерению места». В свое оправдание Чичагов заявил: «Мне эту экспедицию представляли в другом виде (как господин Ломоносов меня обнадеживал)». К тому времени академик умер и не мог оценить результаты экспедиции.

Второй была экспедиция 1768–1769 годов «штурмана порутческого ранга» Федора Розмыслова, направленная для съемок Маточкина Шара на Новой Земле как нового пути в Карское море. Следует отметить: поводом для этой экспедиции стало сообщение помора Якова Чиракина о том, что летом 1766 года он «…одним небольшим проливом в малом извозном карбасе оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое, называемое Карское море». Достижением этой экспедиции стали первые съемки Маточкина Шара. Но характерно, что в задачу экспедиции входила попытка плавания к Оби и даже «… способов испытать с того места воспринять путь в Северную Америку». Определенные надежды на осуществление вековой мечты о мореплавании вдоль северного побережья Евразии появились в связи с обнаружением промысловиками в середине XVIII века так называемой Великой Сибирской полыньи – к северу от Новосибирских островов, на контакте неподвижного припая с дрейфующими льдами Северного Ледовитого океана. Ее существование в первой четверти XIX века подтвердили исследования М.Ф. Геденштрома, Ф.П. Врангеля и П.Ф. Анжу. Но связанные с ней надежды также не оправдались. В то время могло показаться, что сама идея Северного морского пути является абсолютно нежизненной химерой. Однако из нашего времени ясно, что где-то в обозримом будущем накопление информации должно было перейти в новое качество.

Такая постановка проблемы была понятна Визе с его кругозором, и постепенно она усваивалась Шмидтом.

Во второй половине XIX века проблема Северного морского пути оказалась вновь актуальной. В значительной мере это произошло благодаря усилиям разбогатевшего на золоте и мехах сибирского купечества. Оно искало пути выхода для своей продукции на мировые рынки. Эта идея привела к очередному столкновению разных точек зрения среди представителей науки, деловых кругов и правительственной администрации. Главная заслуга в ее воскрешении принадлежала золотопромышленнику, уроженцу Архангельска и потомку поморов Михаилу Константиновичу Сидорову (1823–1887). К нему Визе испытывал несомненную симпатию. В изложении ученого, вся деятельность Сидорова проходила в жестоком противостоянии с официальными правительственными и научными органами царской России. Это позволяло Шмидту в будущем в отношениях с власть предержащими ссылаться на противопоставление подходов освоения Севера и Арктики в царское и в советское время, подкрепляя свои позиции еще и идеологически.

Свои первые предложения, оставшиеся без ответа, Сидоров подал енисейскому губернатору в 1859 году. Тогда он решил искать поддержки в Петербурге – в Русском географическом обществе, во главе которого (при формальном президенте великом князе Константине) стоял Литке. Ответ не слишком успешного полярного мореплавателя гласил: «У нас, у русских, еще нет такого моряка, который решился бы плыть морем в устье Енисея». Предложение Сидорова Вольно-экономическому обществу также попало на отзыв Литке и вызвало соответствующий комментарий: «Такие экспедиции могут быть успешно снаряжены только в Англии, где в последние полвека образовались целые поколения пловцов – специалистов для ледяных морей».

Сидоров продолжал искать поддержки своим идеям в России, но его обращение к воспитателю будущего наследника трона генералу Зиновьеву заслужило следующую резолюцию: «Так как на Севере постоянные льды и хлебопашество невозможно и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо удалить народ с Севера… А вы хлопочете наоборот и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут производить только помешанные».

Подобное отношение заставило Сидорова искать поддержки на Западе, в частности у Адольфа Эрика Норденшельда, который согласился на сотрудничество при условии официальной поддержки с русской стороны. Очередной ответ Русского географического общества гласил: «Едва ли в настоящее время можно ожидать существенной пользы от подобной экспедиции, в особенности если принять в соображение те существенные расходы, которые она повлекла бы за собой», при готовности Сидорова финансировать указанное предприятие. Упрямому помору, сколотившему порядочное состояние в Сибири, оставалось действовать в обход отечественной бюрократии.

В лондонских газетах он размещает объявление о награде в 2000 фунтов стерлингов капитану судна, решившегося на рейс к устьям сибирских рек. В 1874 году на подобный рейс на парусно-паровом судне «Диана» решился Дж. Уиггинс, который его успешно и провел. Лиха беда начало – затем этот английский моряк совершил целых одиннадцать рейсов в «ледяной погреб» Карского моря, из которых только один оказался неудачным. О предложении Сидорова вспомнил Норденшельд, который в 1875 году совершил успешный научный рейс в Карское море на крохотной шхуне «Превен» и повторил его год спустя на более крупном судне «Йемер». Уже под российским флагом капитан Д.И. Шваненберг на шхуне «Утренняя заря» в 1877 году доставил в Европу первые грузы с Енисея. Воистину лед тронулся, и Сидоров на склоне жизни мог с чувством горечи и гордости мог написать: