Топи и выси моего сердца. Дневник - Дарья Александровна Дугина

Я не опускалась так низко в своей беспросветности. Я предаю себя.

За окном ветер. Будто зовет. Красивый ветер. Я смотрю на мягкий свет лампы на потолке. В темной комнате. И плачу. Когда лежишь на спине, слезы скатываются по лицу очень странно. Как будто это кровь течет из глаз. Я не воспользовалась шансами, которые у меня были. Я пошла по пути слабости. И все битвы проиграны. Потеряно все.

Моя жизнь оказалась нелепой. Еще у меня нет теплой одежды здесь. Это значит, я буду мерзнуть. Это значит, в Петрограде, в котором уже будет -5, я погибну от переохлаждения. И так каждый вечер. В этом мире больше нет жизни. Монотонность несчастья. Можно только сидеть и выть. А, нет, лежать. Это приходит каждый день. Вечер. Иногда утром. Иногда ночью. Это приходит.

▪ ▪ ▪

На немного захотелось жить. И стало светло.

7 / 11

Опять хочется жить. Через сколько снова перестанет хотеться?

▪ ▪ ▪

Хочу в Мурманск!!! Просто хочу в Мурманск!!!

▪ ▪ ▪

Узнала, что умер Юрий Балашов из группы «Волга» – невероятный – талантливый, во МХАТ-е выступал с «Волгой» – двигатель группы, авангардист, друг всех наших друзей.

▪ ▪ ▪

Я воскрес.

Это странно слышать, но мое утро началось со случайно выпитого вина. Из кружки, в которой оно было разведено с газированной водой (да, я сохранила воспоминания о бале правых консерваторов в Вене, против которого бастовали соросианцы[235], через такую традицию распития белого вина).

King Crimson, играющий на весь дом от выздоравливающих[236], идеально к этому подходил. А затем множество видео, отсмотренных и приговоренных к тому, чтобы стать фильмом. Музыка. Переговоры. Немного беспокойно. Манго. Которое впиталось в осень. Впечаталось. Маленькая улица.

Не знаю, мое настроение еле-еле выравнивается. И снова синусоидами. Все равно еще плавающее. Раскатами. Но я не хотела бы плакать вечером. Все это не то, чтобы надоело, но будто отвлекает меня от целей и задач нашей революции[237].

Понимаете, и ведь там жизнь идет, продолжается, люди открывают глаза, пробуждаются, открывают новые главы, грустят и радуются, остаются в туманах.

И меня окуните в те – далекие, и все проходит, и жизни уходят, и умирают, и хоронят, и новые свадьбы играют. И даже на линии ада есть жизнь, и дети ходят в школу, и есть силы, и есть дух, и есть ветры – и есть цветы…

8 / 11

Парфюмерная вода La Haine[238]. Я нашла два аромата, которые меня интересуют – «Ненависть» и запах метро. Резина.

В Норильске олень поехал на автобусе, потому что олени тоже устают, – рассказала РИА Новости хозяйка. «На своих ногах устаем, она у меня не ездовая. Мы идем с тундры, где пешочком, где люди нам помогают до города. Мы с мероприятия возвращались и решили поехать на автобусе. Он был пустой, человек пять. Никому мы не мешали. Водитель, конечно, сопротивлялся, но потом смилостивился и довез нас до нужной остановки. Дальше пошли своим ходом».

▪ ▪ ▪

Когда это прекратится?

9 / 11

Хочу духи! La haine. Ненависть.

10 / 11

Вы, наверное, догадываетесь, что в отражении вижу Я.

11 / 11

Как много перед глазами проносится домов, людей, событий и энергий. И я среди этого. Нет ни единого права дозволять меланхолии править.

А я вспомнила, что когда-то лет восемь назад я грустила под треки Aidan Baker.[239] 24 hours, например.

Хочется просто лечь. В простыни. Уютно. И свечи. Или нет. Просто лечь, и чтобы кто-то читал вслух «Русских демономанов»[240]. Русских. Демономанов. Кто-то.

▪ ▪ ▪

Я почему-то хотела додержаться на Радио КП до декабрьского. До темных вечеров и поздних рассветов. До елки и мандаринных духов. Но все, что сбывается, сбывается резко и за меня. Будто ведут.

▪ ▪ ▪

У меня два красивых платья, две юбки и один пиджак. Час пятнадцать до высокой башни. И снова повестка. При этом почти нет сил так, что я падаю и кружится голова. Хотя вроде бы ничего и не сделано за день. Усталость и даже нету силы сделать ритуальные упражнения, чтобы замечательной осанкой пронзить все эти красивые платья.

Решительно настроена выкинуть половину своей комнаты и избавиться от ненужных вещей. И решительно поставила себе цель сделать это до воскресенья.

▪ ▪ ▪

Надо сесть. Написать колонку (Завтра). Даже две. Вообще, добраться до телеграмм канала, от которого уже идет массовая отписка. Кому какое дело, что мне плохо? Бывает и плохо, бывает и нет. Прорыв не зависит от потери бойца. Отряд и не заметил[241]. Не быть грустным мотыльком. Не быть обугленным. Почему-то волнами наступает нежность, а потом истлевает. Воспроизведение ритма снега. Острое, и далее тающее. Город. Улицы становятся утром холодными. А ночью отталкивающими. Не хватает тепла. Мне не хватает тепла. «Сделай больно – приласкай». Где-то была такая надпись (внутри), курсе на первом. Несмотря на внешнюю статность и широкие имперские плечи (у меня просто сердце огромное и светлое – вот потому и широка!), я хрупкая. Похожа на венецианское стекло. Таю. На асфальте.

▪ ▪ ▪

Я так люблю слушать голоса. Слушаю Юлю. Подруга из самого давнего времени. С которой давно не общалась.

▪ ▪ ▪

Темник и плитник. Я два дня подряд забыла пить магний и бежать по несколько километров. В офисе все завалено едой. И много людей. Он живой. И я тоже немного. Хочу увидеть труд и заплакать, потом уехать, пройти, как Вергилий, по аду. И вернуться вновь в город, на башнях которого сияют звезды Донбасса.

▪ ▪ ▪

Купила мясо рапана, чтобы лучше понимать аргументацию Той стороны.

▪ ▪ ▪

О, снова этот стиль. Нет сил чтобы заснуть.

▪ ▪ ▪

Иногда все-таки, я обнаруживаю внутри черты рыцарского служения. Силу и одиночество вселенского масштаба. И это – залог того, что когда-нибудь, Идеи, в которые мы верим и которые славим, восторжествуют.

Именно это бесконечная сила, которая рождается из осознанного одиночества.

Даже на самом далеком посту всегда есть часовой[242].

12 / 11

Сижу посреди комнаты. В это время должна была бы не сидеть. И птицы из груди вылетают, продирая клювами ребра и хрупкую кожу и оставляя пустоту,