Дальше живут драконы - Александр Афанасьев

о пострадавших поступила к нам восемь дней назад. Сейчас — по нашим данным поражено уже восемь крупных деревень, механизм распространения инфекции и даже то, что она из себя представляет — нам неизвестна. Люди умирают очень быстро, меньше чем за сутки. Сейчас мы уничтожаем деревню и все, что в ней есть, чтобы не допустить дальнейшего заражения. Трупы захороним отдельно.

— Вы не боитесь перевозить их на вертолетах?

— Нет, сэр — сказал солдат — мы уже знаем, что бы их не убило, это не передается ни контактным путем, ни по воздуху. Мы вначале направили местных из Корпуса реконструкции собрать трупы. Никто из них не заразился.

Воронцов посмотрел на Моргана, тот пожал плечами

— А ля гер ком а ля гер. Должны же мы были, как то проверить…

Картина выходила нехорошая. Даже не нехорошая, а предельно скверная — к гадалке не ходи. Очень короткий инкубационный период, почти стопроцентная смертность, при этом, инфекция не передается обычными путями заражения, такими как контактный или воздушно-капельный. Это все признаки применения биологического оружия. Биологическое оружие должно быть быстрого действия — чтобы моментально поразить армию или тыл врага. И оно по возможности должно быть минимально заразным — для того, чтобы не заразились собственные войска, следующие через пораженную биологическим оружием зону или поселенцы, которые прибудут сюда после зачистки территории. Сибирская язва, например, как биологическое оружие — очень скверный выбор, потому что заразиться можно легко, а на зараженной земле — люди не могут жить десятилетиями…

А тут — что-то новое…

— Какова картина заражения? — спросил Воронцов, который хотя и не имел медицинского образования, но, как и все офицеры флота имел знания о признаках применения ОМП и способах борьбы с ним — от чего они умерли?

— Судя по вскрытию — от токсического паралича и последовавшего отказа системы дыхания, сэр. Мы не знаем, чем это вызвано.

— Вы откуда? — спросил Воронцов

— Из Форт Детрика, сэр… — автоматически ответил солдат, и только когда ответил, понял, что сказал лишнее. Он оглянулся на Моргана, тот стоял с мрачным видом, и ничего не говорил.

— Отойдем…

Они отошли на берег реки, глинистый и скользкий. Еще одна река, одна из многих — неспешно влачила в океан свои бурые воды. Мимо них — как раз проплывал труп вола — вздувшийся, с ногами кверху…

— Ну, как? Что ты напишешь в отчете?

— Пока писать нечего.

— Лучше бы ты ничего не писал — сказал Морган

— Ты требуешь от меня невозможного. Явно, произошло военное преступление, все следы применения биологического оружия.

— Ну, ты уже понял, что это не наших рук дело? Проклятые узкоглазые повеселились…

— Я пока ничего не знаю. Да и зачем им это?

Морган понизил тон, говоря почти шепотом.

— Ты многого не знаешь, друг. Я говорил с одним местным старостой. Он рассказал кое что интересное, про то, что творится выше по реке.

— В таком случае — и мне надо с ним поговорить.

Морган оценивающе посмотрел на русского. И понял, что тот, кого он знал еще со времен Тонкина — пойдет до конца.

— Нет проблем…

Двадцать миль — они преодолели меньше чем за десять минут, и теперь вертолет их — снижался на расчищенной площадке, со всех сторон окруженной домами. Дома были одинаковыми, построенными не из глины, а из бетонных блоков, но крыша была бамбуковой, как и в традиционных домах. И дома — были построены так, что они образовывали как бы большой круг — она же при необходимости крепость. Укрепленный пункт обороны…

Потом… про эту войну скажут много лжи. Скажут, в частности, что все жители побережья, будь то в Аннаме, Тонкине или Кохинхине жаждали воссоединиться и изгнать со своей земли белых. Но это было далеко не так. К чему, например, европеизированному, христианского вероисповедания жителю Кохинхины — желать воссоединиться с Тонкином? Это значит, пустить в свои общины китайцев и полукровок — а их тут ненавидели куда больше белых. В Кохинхине — была какая-то промышленность, были порты, большая часть населения жила в городах — а в Тонкине и Аннаме люди вели крестьянскую жизнь и земли не хватало. Надо ли говорить о том, сколь кровавым мог быть передел земли? И это не говоря про то, что японцы, которые стоят за всем этим — несомненно, потребуют свой фунт мяса…

Когда североамериканцы взялись за дело — большинство французов уже покинули сельскую местность и переселились либо в города, либо в соседний Сиам, либо еще дальше — в Африканскую Францию. На земле остались только крестьянские общины, да ночные гости — партизаны. А что такое ночные гости? Это десятки и сотни мужиков, находящихся на нелегальном положении. И которым надо питаться каждый день. И не только рисом — но и мясом. За отнятого буйвола или мешок риса давали квитанцию, в которой значилось, что народная власть погасит этот долг — когда придет к власти, естественно. И это происходило не раз и не два. И часто — боевики были не из местных общин, а пришлые. Что делать? Можно сказать белым дьяволам в зеленых беретах — и тогда партизаны больше не придут за рисом.

Американцы — начали создавать подобные укрепленные деревни, выстраивая их заново, часто переселяя крестьян в стратегически выгодные места, а старые деревни снося. А чтобы крестьяне могли защищаться — им давали оружие, обычно старое, со складов длительного хранения. В каждой такой деревне была рация и посадочная площадка для вертолетов — и когда североамериканцы поспевали на помощь — начиналась настоящая бойня. А когда не поспевали — тоже была бойня, только уже других. По всем этим счетам, множившимся годами — расплата придет в будущем. А пока… пока был одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Год неспокойного солнца…

От вертолетной площадки — их провели в дом старосты. Староста — оказался невысоким, седым, с продубленной ветром и соленой водой кожей. Он пригласил гостей присесть на почетное место, и распорядился, чтобы подали кофе[47]…

— Уважаемый Муонг приветствует гостей в своем доме — перевел Морган. Он знал вьетнамский и говорил на нем почти свободно

Капитан лейтенант российского флота Владимир Воронцов наклонил голову, прижав руку к сердцу, а потом — достал из кармана подарок и протянул его старосте

— Я благодарю уважаемого Муонга за гостеприимство и прошу принять этот подарок от Русского престола и от меня лично.

Любой дворянин, на какой бы службе он не находился — обязан был быть дипломатом и завязывать дружеские связи от лица своей страны.