Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И сегодня такая же петрушка получилась, — со злостью сказал он. — Вот и не выдержал, отпустил этой размалеванной кукле пару крепких словечек...
Я осторожно спросил:
— А в отношении записи номеров машин это правда, или вы придумали такой фарс для пущей важности?
— Почему фарс? — обиделся Ахремчик и протянул мне записную книжку: — Тут записаны номера машин и время их отъезда со стоянки. Сегодня, правда, не записывал.
Та-ак, в числе семи машин значился и номер машины Кузьмицкого. Время ее отъезда со стоянки — сорок минут первого. Интересно! Я даже почувствовал симпатию к этому трезвому мелкому хулигану. Да и хулиган ли он? Судя по всему, работники таксомоторного парка тоже оказались не на высоте.
В записной книжке против номеров трех машин, в том числе и против номера машины Кузьмицкого, стояли галочки. Я спросил у Ахремчика, что означают эти пометки. Он ткнул в записную книжку пальцем, пояснил:
— Вот эти двое заявили, что маршрут у них дальний и в Ракитное они не поедут, но потом один из них повез пассажира куда-то в город, а второй умчался в Стрельцы: это, как вы знаете, еще ближе Ракитного, но только в другую сторону. А вот этот таксист, — ноготь Ахремчика подчеркнул номер машины Кузьмицкого, — прямо заявил мне: «Гони десятку, тогда повезу». Я, конечно, отказался — деньги у меня с потолка не падают, да и жена пока не работает. В это время к машине подбежал какой-то чернявый, похожий на цыгана мужчина, что-то шепнул шоферу и убежал на вокзал. Через пару минут вернулся с каким-то мужчиной и посадил его в такси...
— Как выглядел этот пассажир? — спросил я.
— Да не обратил я на него внимания. Невзрачный такой мужик, — ответил Ахремчик и поинтересовался: — Суток десять мне дадут?
— Суток не будет, — заверил я его. — А вот штраф, конечно, получите. Нельзя же в общественном месте распускать язык! Сейчас ступайте к дежурному, напишите объяснение по сегодняшнему случаю. А завтра приходите в отдел.
Ахремчик вышел. Я раскрыл тощий пока том с материалами дела, вздохнул: «Эх, Кузьмицкий, Кузьмицкий!..»
У Кузьмицкого оказался обширный круг знакомых из числа лиц сомнительного образа жизни. Жадный к деньгам, он охотно подъезжал поздно вечером к ресторану, не менее охотно отвозил в лес на пикники захмелевшие компании, а затем в назначенное время приезжал за ними, зная, что ему перепадет пятерка-другая сверх оплачиваемой по счетчику суммы. Короче говоря, в погоне за рублевкой он ничем не брезговал.
Кузьмицкого я вызвал в отдел утром.
— Вот что, гражданин Кузьмицкий, хватит врать! Выкладывайте правду о том, кого вы возили в сторону Новоселок в ночь на второе июня! Я еще раз предупреждаю вас, что за дачу заведомо ложных показаний, согласно статье 177 Уголовного кодекса БССР, вы несете уголовную ответственность.
Кузьмицкий нервно помял в руках фуражку, облизнул губы, буркнул:
— Я еще в прошлый раз рассказал всю правду...
— Кто из ваших приятелей, — прервал я его, — подвел к машине ночью второго июня, когда вы стояли возле автовокзала, пассажира?
Вопрос для него прозвучал как гром с ясного неба. Кузьмицкий затравленно, с каким-то суеверным испугом взглянул на меня и промычал что-то нечленораздельное.
— Я жду вашего ответа. И еще раз предупреждаю: говорите правду! Это в ваших же интересах.
Кузьмицкий опять провел языком по губам и хриплым, вдруг осевшим голосом заговорил:
— Я тогда около часа ночи подъехал к автовокзалу, и ко мне сразу же подбежал Жорка Рогачевский. Он попросил подвезти в Новоселки одного мужика, обещал, что тот не поскупится на деньги. Я и повез. Высадил я его и в самом деле на полевой дороге между деревнями Новоселки и Рогачи, недалеко от какого-то хутора. Мужчина дал мне десятку, сказал ждать его, а сам пошел на хутор. Но скоро вернулся. Приказал мне жать на все педали. Высадил я его на площади в Соколове. Но кто он такой, честное слово, не знаю! Когда он в Соколове выходил из машины, дал мне еще десятку и сказал: «Если хочешь спокойно жить, то будет лучше, если мы друг друга не видели. Уловил? Ну и гляди в оба, дядя!» Вот и все. Только, пожалуйста, товарищ начальник, не вмешивайте меня в это дело! У меня семья, дети...
5
С Рогачевским уже доводилось встречаться: как ранее судимый за грабеж, он состоял у нас на профилактическом учете. Его я нашел в продовольственном магазине, где он вместе со своим напарником, тоже грузчиком, носил в склад из кузова машины мешки с мукой.
— Вы ко мне, товарищ майор? — поинтересовался Жора, спускаясь с мешком на спине по трапу в подвальное помещение магазина.
— Угадал. Разговор есть.
— Тогда придется немного подождать, пока муку разгрузим.
Ждать и в самом деле пришлось недолго. Вскоре Жора появился в маленьком кабинете директора магазина. Он успел уже сбросить спецовку и переодеться в тенниску и белые, сшитые из неизвестного мне материала брюки.
— Я к вашим услугам, товарищ майор! — весело кивнул Рогачевский, но в его глазах застыла тревога.
Я сказал:
— Вот что, Жора. У меня мало времени, поэтому сразу же приступим к делу. Кого ты ночью второго июня на автовокзале посадил в машину Кузьмицкого? Только давай сразу договоримся: не вилять! Ясно?
Рогачевский потер переносицу, ответил:
— Пять суток с тех пор прошло, и сейчас трудно уже вспомнить, был ли я сам тогда на вокзале. Туда по вечерам я частенько заглядываю, жена ведь в диспетчерской работает. Да и таксистов всех знаю — три года слесарем раньше работал в таксопарке. Помню, на днях с Кузьмицким виделся, но вот где, при каких обстоятельствах?..
— Жора, не крути! Дело-то очень серьезное!
— Вот потому и боюсь ошибиться, товарищ майор. Надо подумать, припомнить...
— Может, в отдел поедем? Там подумаешь, возможно, и вспомнишь что-либо, а? Машина за углом стоит.
— Давайте на завтра отложим этот вопрос. Сегодня у жены день рождения. Еле отпросился у директрисы.
— Жора, я ведь могу разозлиться. Давай лучше не будем портить наши отношения. Спрашиваю последний раз: кого ты посадил второго июня в машину таксиста Кузьмицкого?
— Эх, товарищ майор! — вздохнул