Друзья Высоцкого: проверка на преданность - Юрий Сушко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фильм «Спасибо, что живой»? «Я читал этот сценарий. И мне даже предлагали снять по нему фильм. Но я отказался. Потому что сценарий — мерзость… Он весь в целом неправдивый. А ложь я не уважаю больше всего. Мне даже предлагали: «Напишите новый сценарий, как вы считаете правильным». Но я не смог — вот не лежит у меня душа к этому фильму. И все.
— Теперь временами кляну себя за легкомыслие, — сожалел Говорухин, — одно не записал, другое не потрудился запомнить. Не потому, что не понимал, кто рядом. Просто трудно было представить, что он, моложе меня на два года, наделенный природным здоровьем, уйдет из жизни раньше.
Если бы Высоцкого спросили, сколько у него друзей, он бы сбился со счета. Но он не подозревал, как много обнаружится их после его смерти. В этом нет ничего удивительного. Он так легко сходился с людьми, так был контактен, как принято нынче говорить, так улыбчив, так расположен к собеседнику, так умел его разговорить, заставить выдать сокровенное, с таким неподдельным интересом слушал его и, расставаясь, так искренне просил не забывать, звонить, навещать, что человек, только что с ним познакомившийся, уходил от него в убеждении, что именно его отметил, выделил из толпы Володя, и навеки записывал Высоцкого в свои близкие друзья…
Только плохие современники, не читавшие его стихов, не понимали, какой это большой поэт…
* * *
За два дня до смерти Высоцкого они засиделись допоздна на Малой Грузинской, Владимир читал новые стихи, режиссер что-то прикидывал насчет новой совместной работы. Ему казалось, что их впереди будет, по крайней мере, несколько.
Когда Говорухин прилетел в Одессу, добрался до загородной дачи, плащ не успел сбросить, как с порога его оглоушили: только что звонили из Москвы, Володи больше нет.
— Галя, летим.
— Могут не пустить, Олимпиада, ты же понимаешь…
— Ерунда!
Дождь шел стеной. Галина быстро собралась — и в машину, в «Жигули». Едут, а впереди фургончик. Водитель с девушкой целуются. Станислав собрался их обогнать, но фургон его бортом юзанул, и понесло «жигуленок» прямо в обрыв. Чудом целыми остались. Кое-как выбрались, вытащили машину — и на прицепе добрались до города, а там, в аэропорт — на рейс «Одесса — Москва»…
Он всегда мечтал экранизировать те произведения, которые его особо поразили в детстве. «Приключения Тома Сойера», «Дети капитана Гранта»… Позже вспоминал, как первоклассником провалялся все зимние каникулы на лавке в бараке, глотая эти романы от светла до темна, по 100 страниц в день, а то и побольше.
Путеводной звездой для него стали слова Жан-Жака Руссо, который в своей «Исповеди» сказал о двух важнейших книгах: «Первая книга — это Библия, а вторая — «Робинзон Крузо». И пока у человечества не испортился вкус, эта книга будет самым великим произведением, которое оно создало».
Говорухин глубоко убежден, что поколение наших отцов и дедов смогло защитить страну в Великую Отечественную войну только потому, что воспитывалось на хорошей литературе. У Высоцкого есть песня, заканчивающаяся словами: «Значит, нужные книги ты в детстве читал». Если в твоем духовном воспитании участвовали такие учителя, как Марк Твен, Даниэль Дефо, Жюль Верн и прочие, ты вырастешь другим человеком. А если ребенок воспитывается на Гарри Поттере… В такое молодое поколение Говорухин не верит: «Они слушают похабель, которую можно назвать музыкой только с очень глубокого похмелья… Некоторые вообще не читают — ковыряются в Интернете. Не может быть, чтобы все хлебово, потребляемое молодежью, никак не сказывалось на мышлении…»
Прознав о грандиозных планах друга «посягнуть» на экранизацию бессмертного произведения Дефо, Владимир Высоцкий тут же загорелся идеей как своей собственной.
— Слава, слушай, ты должен обязательно переговорить с Любимовым.
— ?
— Ты что, не помнишь послевоенный фильм о Крузо? Юрий Петрович там играл Пятницу, а Кадочников «бедного Робина». Шеф непременно что-нибудь толковое подскажет. Звони!..
Юрий Петрович подробнейшим образом расспросил Говорухина о его будущем фильме, вспомнил годы молодые, дал кой-какие толковые советы. Высоцкий радовался: «Вот видишь! Нельзя пренебрегать опытом могикан».
— С властью я не воевал, — говорил Станислав Сергеевич. — Потому что не умел говорить эзоповым языком. Я просто снимал кино, снимал ДРУГИЕ картины — такие, где не надо было врать. Ни в «Вертикали», ни в «Робинзоне Крузо» я не врал. В «Месте встречи…» можно было соврать, но мы все же как-то сумели обойтись без этого. Всегда можно и нужно оставаться самим собой. Иногда даже наступая на горло собственной песне. Я лично ценю в художнике в первую очередь его гражданскую позицию, и сам к себе так отношусь. Сейчас надо заниматься нравственным кино.
Серию «детских» фильмов Говорухина неожиданно прервал выстрел «Ворошиловского стрелка». Фильм снимался летом 1998 года, после трехлетнего тайм-аута для Станислава Сергеевича в художественном кино. Он уже не помнит, кто именно ему присоветовал почитать повесть писателя Виктора Пронина «Женщина по средам». Зоркий глаз кинематографиста зримо увидел эту жесткую прозу на экране и угадал: выстрел попал в мишень. Более того — в яблочко!
На премьеру в Дом кино депутат Говорухин пригласил своих парламентских коллег.
— Вся Дума приехала — практически выездное заседание, — вспоминал Пронин. — Сидят все серьезные, в зале искры от напряжения. Грянул первый выстрел Михаила Ульянова. И тут вся Дума встает и аплодирует. Не Говорухину, не мне, а герою, который так поступил.
Но затем, после премьеры, на «Стрелка» всех собак спустили: «Подлый поступок Говорухина!», «Призыв к бунту!», «Оправдание суда Линча!» и т. п.
Режиссер был ошарашен: «Я не ожидал такой реакции, Ульянов тоже очень растерялся. Наверное, думал: «Зачем я в это ввязался?» Но прошло полгода, фильм появился в прокате, и вдруг совершенно обратная реакция. Особенно старики оценили, они ожили, почувствовали, что есть среди них люди, которые могут отстоять их достоинство. Ульянову приходили мешки писем. Он стал национальным героем — эдаким маршалом Жуковым в мирное время… Зрители полюбили старика, взявшего на себя тяжкую ношу и проявившего отвагу собственноручно творить справедливость.
— Вы ратуете за самосуд?! — спрашивали режиссера оппоненты.
— Жалко, у меня нет дочери, но зато есть племянница, которая мне дорога как дочь, — резко отвечал Говорухин. — Случись над ней насилие — да я бы сам их нашел. Убивать не стал бы, но в камеру к уголовникам уж точно засунул бы…
— Но чтобы совершить то, что сделал герой «Ворошиловского стрелка», мало желания, нужно еще и мужество, — считал постановщик. — На что способен только настоящий мужчина — человек, умеющий защитить себя, свою страну, женщину, ребенка. Мужество — это когда человек не дает страху смерти руководить своей жизнью.
Ведь это трагедия, когда общественный вкус вывернут наизнанку, когда талант выдают за бездарность, а пошлость — за талант.