Второй брак - Хелен Брукс

Еще я хочу обладать ею, черт возьми, думал Романо. Он вновь возбудился при мысли, что могло бы быть, если бы Грейс им не помешала. Хочу вонзиться в это нежное, мягкое тело, думал он, заполнить ее... заполнить всю ее, пока она не потеряет способность думать. Подвести ее к самому краю, а потом не торопясь ласкать, пробовать на вкус. А потом мы вместе полетим в пропасть невыразимого наслаждения. После чего – начнем все сначала.

Я хочу видеть ее лицо в тот миг, когда буду обладать ею и когда заменю для нее собой целый мир. Хочу чувствовать ее малейшее движение, чувствовать, как она вздрагивает, когда я достигну ее самой сокровенной сути.

Да, я хочу ее. Хочу ее всю: ум, душу и тело Но обладание умом и душой невозможны, значит – остается уйти. Я еще раньше знал, что мне не следует сегодня являться сюда, но поддался непростительному эгоизму. Думал оправдать себя, объяснить необъяснимое. Нет, я не могу позвать ее в ад, в котором пребываю сам.

– Романо?

Этот смущенный, удивленный шепот был последней каплей, переполнившей чашу. Он посмотрел на нее долгим, прощальным взглядом, запоминая каждую ее черточку – влажные карие глаза с затаившейся в них обидой, дрожащие губы. Его же губы сложились в жесткую, упрямую линию:

– Прощай, Клэр.

Она не ответила, только не отрываясь смотрела на него. Грейс обняла ее покрепче. А он... развернулся и зашагал прочь.

– Я еду с тобой в аэропорт, – уже в третий раз за это утро сказала Грейс, – и не хочу слышать никаких возражений. Джина и Анна прекрасно справятся с близнецами в эти несколько часов. Кроме того, иногда пососать из бутылочки им полезно – ты сама это знаешь. Лоренцо тоже за ними с удовольствием присмотрит. Да и Донато обещал быть дома сразу после обеда. Видишь, сколько народу будет плясать вокруг них.

– Ты действительно можешь на несколько часов отлучиться? – тихо спросила Клэр. Это будет первый случай после рождения Романо и Клэр, когда мать оставит их на какое-то время. Сначала Грейс была беспокойной мамашей, как и большинство из них: постоянно проверяла, как младенцы себя ведут, и, стоило им засопеть или застонать во сне, вскакивала с места. Но время шло, Грейс убеждалась, что близнецы набирают вес и растут, что сигнальные звоночки, укрепленные на кроватках, не подводят, и успокоилась.

– Действительно могу. – Грейс улыбнулась подруге, угадав ее мысли. – Наконец-то я уверилась, что они будут жить, – уверилась отчасти благодаря тебе, твоему здравому смыслу и четким указаниям. Я... кроме тебя и Донато я не могла ни с кем поделиться своими страхами. Знала, что должна преодолеть их сама, но ведь хотелось и поговорить...

– Я тебя понимаю, – мягко сказала Клэр.

– Я только хочу...

– Что?

– Чтобы ты не пострадала из-за этой истории. Он идиот, Клэр, настоящий идиот. Потерял тебя, и я даже не знаю, что теперь делать: стукнуть его как следует или пожалеть.

Грейс и вчера говорила то же самое; поиски уважительных причин для странного поведения Романо перемежались у нее с приступами праведного гнева, и хотя Клэр понимала, что Грейс говорит все это из любви к ней, ничто не помогало скоротать длинное, жаркое воскресенье. Но вот наступил понедельник, и в этот день Клэр улетала из неаполитанского аэропорта сразу после ленча. С Донато она попрощалась утром, когда он уходил в свой офис. С Лоренцо – едва сдерживая слезы – рассталась тоже утром, еще до его уроков. С учителем попрощалась поспешно и коротко – щадя скорее его, чем себя. И вздохнула с облегчением, когда все кончилось.

– Я буду готова, как только скажешь, – предупредила Грейс, – а твои чемоданы шофер уже уложил в багажник моей машины.

Они допивали третью чашку кофе, завершавшего неторопливый завтрак. Другие домочадцы давно разошлись по своим делам.

– Хорошо. Пожалуй, пойду попрощаюсь с Бенито, он никогда мне не простит, если я этого не сделаю, – сказала Клэр совершенно серьезно, и Грейс кивнула.

– Правильно. Он знает, что ты уезжаешь, и все последние дни сам не свой.

Попугай сидел на жердочке в своей клетке, в гостиной, отведенной Лоренцо. Пока Клэр шла от двери к его клетке, Бенито угрюмо смотрел на нее, как-то недовольно склонив голову. Экзотические перья казались еще ярче при свете солнечного утра.

– Привет, старина, – сказала Клэр. Подойдя к клетке, она стала гладить шелковистые перья, приговаривая: – Ты же знаешь: я не хочу уезжать, но у меня нет выхода. Ты ведь понимаешь, правда?

– Бенито – славный старикан, – печально произнес попугай. – Клэр и Романо. Романо и Клэр, а?

Неужели он догадывается? – подумала Клэр. С одной стороны, это невозможно, с другой – черные круглые глаза птицы смотрят с таким пониманием...

– Я бы хотела, чтобы Клэр и Романо были вместе, – ответила девушка, – правда, хотела бы. Но боюсь, на этот раз ты ошибся.

– Ошибся, ошибся, – сказал Бенито так печально, так по-человечески, что Клэр невольно улыбнулась. Все-таки он смешной старый прохвост, подумала она, я буду скучать по нему. Впрочем, мне будет всех недоставать.

Она посмотрела за окно, под которым красовался сад. Листва на деревьях уже сверкала в солнечном свете. На ярко-голубом небе не было видно ни облачка. Пахло травой только что подстриженной лужайки. Этот праздник цвета, света и тепла был полной противоположностью тому, что ожидало ее дома.

– Ты готова?

Клэр и не слышала, как подруга подошла сзади. Девушка поспешно изобразила на лице бодрую улыбку, отвернувшись от окна и прогнав тайные мысли.

– Да, готова. – Погладив птицу в последний раз, она поспешила вслед за Грейс.

В этот день аэропорт Неаполя походил на все прочие аэропорты мира: в нем царили привычные шум и суматоха. Взад и вперед сновали пассажиры – одни прилетали, другие улетали.

Пока машина везла ее из усадьбы в аэропорт, Клэр пребывала в каком-то трансе. В том же состоянии она регистрировала билет, а потом выслушала сообщение, что вылет несколько откладывается.

– Грейс, ты можешь уехать домой, я серьезно говорю, – принялась убеждать подругу Клэр. Конечно же, Грейс беспокоится о детях... – Ты знаешь, как эти отсрочки тянутся иногда. Со мной будет все в порядке, у меня с собой хорошая книжка. А задерживая тебя, я нервничаю.

– Отстань, – упрямо повторила Грейс.

– Грейс, ну правда, – продолжала настаивать Клэр. Но вдруг глаза ее подруги остановились на одной точке, и Клэр невольно повернулась в ту же сторону. В нескольких шагах от них стоял Романо. Черная шелковая рубашка и черные джинсы подчеркивали стройность и гибкость его спортивной фигуры. У Клэр перехватило дыхание.

– Романо! – воскликнула Грейс, пришедшая в себя первой. – Что ты делаешь здесь, черт побери? – Ее обычно мягкий голос был сейчас резким.

– Мне кажется, причина очевидна, – он улыбнулся. – Приехал попрощаться с Клэр.