Душа-потемки - Татьяна Степанова

Так что же все-таки было?

И что есть?

Труп… Убийство, совершенное при тех же обстоятельствах, что и тридцать лет назад?

Но тогда в июле восьмидесятого убили сразу троих женщин. И что же это означает?

Я здесь. Я вернулся.

Катя рухнула на подушки. Чертова духота, нет, ей так и не удастся уснуть. И едва она решила, что надо окончательно встать, зажечь свет, пойти на кухню и выпить холодного чая… умыться ледяной водой, как…

Отчалила куда-то.

Стеклянные двери…

Тугая пружина…

Синий троллейбус…

Ручьи… сугробы… весна… мороз… лютый мороз…

С утра она не поехала в Главк, а прямиком отправилась в управление вневедомственной охраны.

Майор Бурлаков, обычно такой благодушный и галантный, сразу как-то поскучнел, едва лишь она выпалила:

– Что в вашем универмаге-то, а? Какое убийство! А где те ваши сотрудники? Можно мне с ними поговорить?

– Какие еще сотрудники?

– Ну те самые. – Катя подошла сбоку к майору и уселась на краешек его стола. – Конечно же, те самые, помните?.. Они еще рапорты вам писали, а вы ругались. А может, зря ругались, а?

– Послушай, ты же сама знаешь – я всегда готов помочь тебе во всех вопросах всей душой. Но…

И опять это маленькое «но»…

– Но ты ж из Пресс-службы, сразу статью писать начнешь. И это… это ведь тоже туда вставишь! А то я тебя не знаю. Убийство… а перед ним эта наша хренотень… глюки во время суточного дежурства. Да пожалей ты нас! Меня, отдел. Потом ведь проходу не дадут, засмеют.

– Да я просто поговорить хочу с патрульными. Что плохого?

– Нету их, поняла? Не-ту, – Бурлаков уже злился.

– То есть как это нету? Уволили, что ли?

– Обоих в отпуск отправил. Да, еще вчера. Вызвал и вытурил в отпуск. Как только оттуда, из этого чертова универмага, вернулся.

– А вот это вы зря, – Катя тоже начала злиться. – Я вынуждена доложить о случившемся своему руководству. И начальника отдела убийств МУРа проинформирую, полковника Елистратова. Я вообще-то советую вам самому ему позвонить.

Бурлаков совсем поскучнел и одновременно рассвирепел. И Катя… она кротко пожелала ему «доброго дня».

Не плюй в колодец – пригодится…

Ничего не оставалось, как вернуться в Главк к своей обычной рутинной работе. Часов до четырех она трудилась как пчела: написала очерк о раскрытии серии дачных краж в Подмосковье, договорилась о будущем интервью в инспекции по делам несовершеннолетних, просмотрела сводки.

Но беспокойство и любопытство засело в ее сердце гвоздем. Полковнику Гущину она великодушно дала тайм-аут. Нечего пока надоедать, мозолить глаза.

К пяти часам она решила самостоятельно отправиться в Замоскворецкий универмаг. Пройтись там по этажам и отделам, как обычная покупательница.

Они же… Гущин с Елистратовым тогда, в июле восьмидесятого, тоже пришли туда в свой обеденный перерыв. И кое-что обнаружили. Некий постскриптум.

А вдруг и она сейчас тоже там что-то найдет? Сама?

От Никитского переулка она пешком дошла до Каменного моста. И сразу же пожалела о содеянном – послеобеденная жара не оставляла ни малейших шансов на выживание на солнце. Хорошо еще в такси, которое она поймала у моста, работал кондиционер. На Полянке, естественно, попали в пробку, проехали по Люсиновской улице и свернули на Александровскую. И Катя обратила внимание на высокий, глухой забор, начинавшийся от самого перекрестка, выкрашенный в странный лавандовый цвет, а за ним огромные корпуса – все вместе напоминало крепость, цитадель внутри города, в самом центре.

– Гознак, – сказал водитель, – Монетный двор, деньгу тут печатают… Ну и драгметаллы, конечно, в наличии… вот потому так и охраняют.

Территория Гознака тянулась до самого сквера. «Прелестный сквер, – отметила Катя, – а в прошлый раз, когда мы ехали сюда, я его и не заметила даже».

Слева появились старинные Александровские казармы, территорию плаца тоже окружал забор, нежно-фисташкового, какого-то совершенно несерьезного цвета. Трудно было поверить, что такой колер выбрали интенданты Минобороны для расквартированного в казармах полка Кремлевской охраны.

Справа в тополях и зелени утопал старый квартал – жилые дома, явно еще построенные в тридцатых годах, в стиле кубизма. Некоторые из них казались уменьшенными копиями знаменитого Дома на набережной.

Универмаг стоял на перекрестке и одновременно в центре маленькой уютной площади. Солнце освещало закругленный фасад.

Катя вышла и расплатилась с таксистом. Пустая улица, пустой перекресток, мало прохожих, как и обычно сейчас в центре города, одни припаркованные машины. И никаких покупателей, штурмующих двери. Неужели закрыто?

Открыто. Она поднялась по ступенькам, и стеклянные двери бесшумно распахнулись перед ней.

Прохлада кондиционера. А вчера тут было жарко. Видно, персонал в суете и растерянности позабыл включить климат-контроль.

Итак… До поры до времени ведем себя как обычная покупательница.

Часы…

И опять, первое, что Катя увидела от дверей, – часы на противоположной стене-витрине. Циферблаты и стрелки. Но на этот раз никакого боя курантов, тишина. В парфюмерном отделе у входа стояла та самая продавщица Вероника Петрова. За прилавком отдела бижутерии – еще одна, тоже молоденькая, хорошенькая, но Кате незнакомая, видимо, вчера она была выходная.

Две женщины рассматривали итальянский сервиз, расставленный на столе, покрытом белоснежной скатертью, у входа в отдел посуды напротив парфюмерии. Тоже «витринные образцы», как и та кровать с постельным бельем там, наверху.

Катя медленно прошлась по первому этажу. К Веронике Петровой подходить не стала – та уже вчера дала показания, и эти показания Катя слышала от слова до слова. Ее сейчас интересовали покупатели – сколько их обычно в универмаге? Вот сейчас четыре часа дня. А тут внизу всего двое… дамы… нет, вон еще две девушки зашли, и еще одна… и еще. Итого шестеро. И все повернули в отдел парфюмерии. Это самое посещаемое место. А сколько же было покупателей перед закрытием? Возможно, еще меньше? Или больше? После работы порой люди стремятся заскочить по дороге домой за покупками. Потерпевшую Ксению Зайцеву запомнила продавщица Вероника. Кто же запомнил убийцу? Неужели никто?

Лестница… Катя дотронулась до дубовых перил. Странное ощущение она вчера тут испытала, вот так же коснувшись их. А сейчас ничего, вроде как ничего.

Тогда, много лет назад, когда нянька, глупая нянька все же притащила ее, рыдающую, сюда… они же… они же не поднялись выше… или поднялись? Помнится, эта нянька, новая нянька, появившаяся так внезапно, всегда вязала… да-да, вязала на спицах и крючком… И ей вечно нужны были нитки… шерсть, мулине… А что Гущин вчера говорил? Отдел «Тысяча мелочей» раньше располагался выше…