Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - Вильгельм Кейтель

Совещание с Браухичем состоялось в моем присутствии – насколько я помню, на следующий день [5 ноября 1939 г.]. Мы с фон Браухичем молча слушали рассуждения Гитлера насчет хорошо известных взглядов военного министерства. Затем Браухич высказал две основные причины, по которым он был не согласен с Гитлером:

1. Во время проведения польской кампании пехота вела себя чрезвычайно осторожно и не проявляла достаточного желания атаковать, ей также недоставало боевой подготовки, она показала низкий уровень владения тактикой наступления, а также отсутствие опыта командования у унтер-офицерского состава.

2. Дисциплина, к сожалению, стала невероятно расхлябанной и напоминает ситуацию в 1917 г. – пьяные разгулы и дурное поведение в поездах при переброске войск и на железнодорожных станциях. Он получал донесения об этом от начальников станций, а также ряд письменных показаний о наложении дисциплинарных взысканий.

Он сделал вывод, что армия нуждается в интенсивном обучении, прежде чем появится какая-либо возможность двинуть ее против отдохнувшего и хорошо подготовленного врага на Западе.

После заключительных слов главнокомандующего фюрер в бешенстве вскочил и закричал, что ему совершенно непонятно, почему из-за таких несущественных доказательств недисциплинированности главнокомандующий может чернить и осуждать свою собственную армию. Ни один из его командиров, когда он был на фронте, ни слова не сказал ему, что пехоте не хватает энергии, и теперь, после того как армия одержала такую уникальную победу в Польше, он должен слушать в ее адрес такую критику. Как Верховный главнокомандующий, он самолично должен немедленно опровергнуть такие обвинения в адрес его армии. В заключение он потребовал предъявить ему все связанные с этим официальные документы, чтобы самому ознакомиться с ними. Затем он покинул комнату, хлопнув за собой дверью и оставив нас стоять там. Не говоря друг другу ни слова, Браухич и я одновременно направились каждый своим путем. Я прекрасно понимал, что это означало разрыв с Браухичем; последние крохи доверия к нему были потеряны окончательно.

Каждый день Гитлер стал требовать у меня предоставить ему эти юридические документы; я сам ознакомился только с одним, который Гитлер бросил мне на стол.

Позднее от Шмундта я узнал, что фон Браухич после этой ужасной сцены просил освободить его от занимаемой должности, что у него состоялась личная встреча с Гитлером и что ему было категорически отказано в его просьбе.

Несколькими днями ранее – вероятно, в первой половине октября – генерал Гальдер был вызван на совещание к фюреру, чтобы ознакомить его с планом кампании на западе; Йодль и я также присутствовали на нем. Несмотря на то что Гитлер несколько раз перебивал Гальдера различными вопросами, он до конца остался при своих взглядах, хотя и попросил Гальдера повернуть к нему карту с намеченным планом наступления. После его ухода Гитлер повернулся к нам и сказал приблизительно так: «Это просто старый план Шлиффена, с усиленным правым флангом вдоль Атлантического побережья; дважды такие операции безнаказанно не проходят. У меня есть совершенно другой план, и я сообщу его вам (т. е. Йодлю и мне) в ближайшие день или два и затем сам переговорю об этом с военным министерством».

Поскольку у меня осталось не так уж много времени, я не буду вдаваться в детали стратегических вопросов, возникших из всего этого, поскольку так или иначе они все равно будут рассмотрены другими; я только хочу заявить со всей определенностью, что Гитлер лично считал танковый прорыв через Седан с выходом к Атлантическому побережью у Абвилля правильным решением; затем мы должны были повернуть [на север] в тыл моторизованной англо-французской армии, которая, скорее всего, будет продвигаться через франко-бельгийскую границу в Бельгию, и отрезать ее.

У меня были некоторые опасения, что этот гениальный ход может провалиться, если французские танки не сделают нам одолжение и не продвинутся непреднамеренно к нашему северному флангу через Бельгию, а, наоборот, воздержатся от этого, пока не распознают запланированную Гитлером операцию по прорыву. Генерал Йодль, наоборот, не разделял мои опасения, так же как и Гитлер.

Необходимо заметить, что однажды фюрер с превеликим удовольствием сообщил мне, что у него был долгий разговор с генералом фон Манштейном об этом исключительном стратегическом плане. Манштейн был единственным из всех генералов армии, у кого возник подобный план, что чрезвычайно обрадовало фюрера. Фон Манштейн в то время был начальником штаба группы армий «А», которой командовал фон Рундштедт и которая, фактически, привела эту запланированную операцию к ее победоносному финалу.

Упорное сопротивление военного министерства в итоге изменило характер наших отношений с Гитлером: выдаваемые до сего момента устные указания и инструкции теперь приобрели форму письменных приказов. Оперативный штаб ОКБ детально разрабатывал для фюрера эти его инструкции; затем они передавались главнокомандующему [сухопутными войсками], подписанные Гитлером или мной от его лица. Таким образом, оперативный штаб ОКБ теперь был на коне. Раньше фюрер часто устно общался со своими главнокомандующими, за полным исключением ОКБ, – положение дел, которому главнокомандующий сухопутными войсками придавал огромное значение; но после его серьезного contretemps[22], последний появлялся лично только тогда, когда его вызывали.

Дата нападения [на Францию] была назначена приблизительно на 25 октября [1939 г.], но Гитлер сомневался, что можно успеть к ней; в действительности он хотел лишь создать необходимое давление, чтобы за этот короткий срок подготовить и сконцентрировать войска. На самом деле к тому времени не удалось даже закончить необходимый ремонт танковых подразделений: особенно не хватало запасных двигателей, коробок передач и гусениц. Более того, погодные условия были весьма неблагоприятны. В итоге мы столкнулись с серьезными задержками, поскольку в одном Гитлер был непреклонен: он хотел начать наступление в хорошую погоду, чтобы по максимуму использовать наши военно-воздушные силы.

Таким же образом прошли все намеченные сроки в ноябре, Гитлер решил дождаться продолжительной ясной зимней морозной погоды. Все последующие дни Дезинг, метеоролог военно-воздушных сил, сообщая перед или после главных военных совещаний ежедневные прогнозы погоды, обливался потом и краснел, мучительно осознавая всю ответственность за неверно данный прогноз. В январе 1940 г. Гитлер осознал, что на ближайшее будущее более или менее устойчивой ясной и морозной погоды не предвидится, и решил отложить свое наступление на Западном фронте – который теперь был фактически полностью заморожен – до мая[23].

С октября 1939 г. не прекращались дебаты с военно-морским флотом о жизненно важном значении Норвегии как морской и авиационной базы для дальнейшего ведения войны, если Британия сумеет укрепиться там: в таком случае они смогут установить господство в бухте Гельголанда и над маршрутами наших надводных и подводных сил, а также поставят под серьезную угрозу со стороны их военно-воздушного флота наши морские порты и проходы из Балтики в Атлантику.