Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Я не покушался на твою жизнь, краснокожий, — сказал он, — но мне ничего не оставалось делать, как убить тебя или быть убитым самому. Каждый из нас действовал сообразно своим привычкам, и никого не нужно ругать. Ты действовал предательски, потому что такова уж у вас повадка на войне, а я был опрометчив, потому что слишком легко верю людям. Ладно, это моя первая, хотя, по всей вероятности, не последняя стычка с человеком. Я сражался почти со всеми зверями, живущими в лесу — с медведями, волками, пантерами, — а теперь вот пришлось начать и с людьми. Будь я прирожденный индеец, я мог бы рассказать об этой битве или принести скальп и похвастаться своим подвигом в присутствии целого племени. Если бы врагом был всего-навсего медведь, было бы естественно и прилично рассказывать всем и каждому о том, что случилось. А теперь, право, не знаю, как рассказать об этом даже Чингачгуку, чтобы не получилось, будто я бахвалюсь. Да и чем мне, в сущности, хвастаться? Неужели тем, что я убил человека, хотя это и дикарь? И, однако, мне хочется, чтобы Чингачгук знал, что я не опозорил делаваров, воспитавших меня.

Этот монолог был внезапно прерван появлением на берегу озера, в ста ярдах от мыса, второго индейца. Этот человек, очевидно тоже разведчик, привлеченный звуками выстрелов, вышел из лесу, не соблюдая необходимых предосторожностей, и Зверобой увидел его первый. Секунду спустя, заметив охотника, индеец испустил пронзительный вой. Со всех сторон горного склона откликнулась дюжина громких голосов. Медлить дальше было нельзя; через минуту лодка понеслась от берега, подгоняемая сильными и твердыми ударами весла.

Отплыв на безопасное расстояние, Зверобой перестал грести и пустил лодку по течению, а сам начал озираться по сторонам. Челнок, отпущенный первым, дрейфовал в четверти мили от него и гораздо ближе к берегу, чем было желательно теперь, когда индейцы находились по соседству. Челнок, в свое время приставший к мысу, находился всего в нескольких ярдах. Мертвый индеец в сумрачном спокойствии сидел на прежнем месте; воин, показавшийся из лесу, снова исчез, и лесная чаща была безмолвна и пустынна. Эта глубочайшая тишина царила, впрочем, лишь несколько секунд. Неприятельские разведчики выбежали из чащи на открытую лужайку и разразились яростными воплями, увидя своего мертвого товарища. Впрочем, тотчас же, вслед за тем как краснокожие приблизились к трупу и окружили его, раздались торжествующие возгласы. Зная индейские обычаи, Зверобой сразу понял, почему у них изменилось настроение. Вой выражал сожаление о смерти воина, а ликующие крики — радость, что победитель не успел снять скальп; без этого трофея победа считалась неполной.

Челноки находились на таком расстоянии, что ирокезы и не пытались напасть на победителя; американский индеец, подобно пантере своих родных лесов, редко бросается на врага, не будучи заранее уверен в успехе.

Молодому человеку не к чему было больше мешкать возле мыса. Он решил связать челноки, чтобы отбуксировать их к «замку». Привязав к корме ближайший челн, Зверобой попытался нагнать другой, дрейфовавший в это время по озеру. Всмотревшись пристальнее, охотник поразился: лодка, сверх ожидания, подплыла к берегу гораздо ближе, чем если бы она просто двигалась, подгоняемая легким ветерком. Молодой человек начал подозревать, что в этом месте существует какое-то невидимое подводное течение, и быстрее заработал веслами, желая овладеть челноком, прежде чем тот очутится в опасном соседстве с лесом.

Приблизившись, Зверобой заметил, что челнок явственно движется скорее, чем вода, и, повернувшись бортом против ветра, направляется к земле. Еще несколько взмахов весла — и загадка объяснилась: рядом с челноком что-то шевелилось; при ближайшем рассмотрении оказалось, что это голая человеческая рука. На дне лодки лежал индеец и медленно, но верно направлял ее к берегу, загребая рукой, как веслом. Зверобой тотчас разобрался в искусной проделке. В то время как он управлялся со своим врагом на мысе, другой дикарь вплавь приблизился к лодке, завладел ею и теперь старался пригнать ее к берегу.

Убедившись, что у индейца нет при себе никакого оружия, Зверобой спокойно подплыл почти вплотную к удаляющейся лодке. Лишь только плеск весла достиг слуха индейца, он вскочил на ноги и издал испуганное восклицание, пораженный этой неожиданностью.

— Если ты вдоволь натешился с челноком, краснокожий, — хладнокровно сказал Зверобой, остановив свою лодку как раз вовремя, чтобы избежать столкновения между обоими судами, — если ты вдоволь натешился с челноком, то с твоей стороны самое благоразумное — снова прыгнуть в озеро. Я человек рассудительный и не жажду твоей крови, хотя немало людей увидели бы в тебе просто ордер на получение денег за скальп, а не живое существо. Убирайся в озеро сию минуту, а не то мы поссоримся!

Дикарь не знал ни слова по-английски, но угадал общий смысл речи Зверобоя по его жестам и выражению его глаз. Быть может, и вид карабина, лежавшего под рукой у бледнолицего, придал прыти индейцу. Во всяком случае, он присел, как тигр, готовящийся к прыжку, испустил громкий вопль, и в следующий миг его нагое тело исчезло в воде. Когда он вынырнул, чтобы перевести дух, то находился уже на расстоянии нескольких ярдов от челнока. Беглый взгляд, брошенный им назад, показал, как сильно он боялся прибытия рокового посланца из карабина своего врага. Но молодой человек не выказал никаких враждебных намерений. Твердой рукой привязав челнок к двум другим, он начал грести прочь от берега. Когда индеец вышел на берег и встряхнулся, как спаниель[40], вылезший из воды, его грозный противник уже находился за пределами ружейного выстрела и плыл по направлению к «замку». По своему обыкновению, Зверобой не упустил случая поговорить с самим собой обо всем происшедшем.

— Ладно, ладно, — начал он, — нехорошо было бы убить человека без всякой нужды. Скальпы меня не прельщают, а жизнь слишком хорошая вещь, чтобы отнимать ее так, за здорово живешь, у человеческого существа. Правда, этот дикарь — минг, и я не сомневаюсь, что он был, есть и будет всю свою жизнь истинным гадом и бродягой. Но для меня это еще не причина позабыть о моих обязанностях. Нет, нет, пусть его удирает. Если мы когда-нибудь встретимся снова с ружьями в руках, что ж, тогда посмотрим, у кого сердце тверже и глаз быстрей. Соколиный Глаз! Недурное имя для воина и звучит гораздо мужественнее и благороднее, чем Зверобой. Для начала это очень сносное прозвище, и оно вполне мною заслужено. Будь Чингачгук на моем месте, он вернулся бы домой, похвалился бы своим подвигом, и вожди в ту же минуту нарекли бы его «Соколиный Глаз». Но мне хвастать не пристало, и потому трудно сказать, каким образом это дело может разгласиться.

Проявив в этих словах человеческую слабость, свойственную его характеру, молодой человек продолжал грести так быстро, как только это было возможно, принимая во внимание, что на буксире шли две лодки. В это время солнце уже не только встало, но поднялось над восточными горами и залило волнами яркого света еще не освещенное водное пространство. Весь окрестный пейзаж ослеплял своей красотой, и посторонний наблюдатель, не привыкший к жизни в лесах, никогда не мог бы поверить, что здесь только что совершилось дикое, жестокое дело.