Фронтовик. Убить "оборотня" - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Побоялся упустить, – признался Андрей. – Он здоровый и бежал, как лось. Я стрелял несколько раз издалека, ранил его. А ближе подошел – он на меня с заточкой бросился. Пришлось… – Андрей не договорил.
– Да, Федька был силен. Оперативники его втроем еле скрутили, когда брали. Ты бы один не справился. Поделом, собаке собачья смерть.
– Деньги считал?
– Нет. Открыл саквояж, глянул – деньги в банковской упаковке.
– Молодец. Не без шероховатостей, правда, но в целом – молодец.
– А что надо было делать?
– По ногам стрелять. У него подельник на свободе остался. Допросили бы – Носа бы взяли.
Вмешался другой оперативник:
– Так тебе Федька все и сказал. Он никого из подельников раньше не сдавал, все на себя брал.
– Это да.
Старший посмотрел на часы:
– Машина должна к будке подойти. Фролов, иди встречай, дорогу покажешь. Труп надо забрать на опознание. Ты заварил эту кашу – тебе и топать.
Идти по светлому – это не ночью спотыкаться.
Андрей добрался до путевой будки, где уже стоял крытый грузовик из Управления.
Добирались кружным путем.
Пока доехали до Москвы, было уже три часа пополудни. Потом Андрей писал рапорт о происшествии и применении оружия. До своего отделения он добрался уже к вечеру – оружие сдать надо.
Начальник дожидался его:
– Доложи, как обезвредили Федьку Одноглазого, да с подробностями. С меня ведь начальство спросить может.
Андрей рассказывал ему битых полчаса – о том, как Федьку увидел, как тот в вагон на ходу вскочил. И даже о том, что Федька его ударил, не умолчал.
– В рапорте о том написал? – насупился начальник.
– Никак нет.
– Правильно, продолжай.
Закончил Андрей свое повествование тем, что раненый Федька с заточкой на него кинулся, и он в порядке самообороны выстрелил ему в голову.
– Все правильно сделал, молодец! Преступник обезврежен, причем преступник опасный, рецидивист. Деньги изъяты, и, я думаю, на днях будут возвращены на фабрику. Отлично! Работали многие: МУР, наш уголовный розыск. А ты, можно сказать, точку в деле поставил. Вижу – устал, двое суток на ногах. Своей властью даю тебе два дня отдыха, отсыпайся.
– Спасибо! Устал я, спать охота.
– Вот и иди.
Андрей поплелся домой. Чувствовал он себя, как выжатый лимон. Голова тяжелая, соображает туго, ноги налились чугуном.
Тетка встретила его причитаниями:
– Ты бы хоть предупредил, что не приедешь! Я тебе еду в старую душегрейку укутала, а тебя все нет… Я понимаю – служба, но не двое же суток подряд! Я уж испереживалась вся – не случилось ли чего?
– Что со мной может случиться? На фронте уцелел, а тут – дома. В оцеплении стоял.
Андрей не хотел волновать тетку: старая она уже, вдруг сердце прихватит или давление подскочит.
Он съел кашу, не чувствуя вкуса, разделся и лег спать. Господи, как же хорошо дома!
Проснулся он, когда за окном стояла темнота. Тетка ходила на цыпочках.
– Сколько времени?
– Десять часов.
Андрей поднял голову с подушки:
– Утра или вечера?
– Вечера, конечно. Ты чуть ли не сутки проспал. Есть хочешь?
– Как волк!
Андрей сбегал в туалет, умылся.
Тетка поставила еду на стол. Отварная картошка с укропом, селедка, черный хлеб, чай с сушками.
Андрей потянул носом – пахнет вкусно. И он накинулся на еду.
Тетка смотрела жалостливо.
– Андрей, у тебя зарплата когда?
– Должна быть завтра, – невнятно проговорил он с полным ртом.
– Слава богу! А то у нас денег три рубля осталось. И по жировкам платить надо.
– Плати. А я завтра в отделение схожу, получу.
Денежное довольствие обычно не задерживали, платили день в день. Вот ведь интересно! Он в руках держал саквояж, где лежала не одна его годовая зарплата, а дома денег почти нет.
Поев, он послушал новости по радио и снова улегся в постель. Валентине звонить уже поздно, а больше делать было нечего.
Утром он направился в отделение, где у кассы уже толпились сотрудники.
Встретили Андрея почти восторженно. Новость о том, что он убрал Федьку Одноглазого и вернул деньги, уже успела облететь отделение.
– Молоток, Фролов!
Его хлопали по плечу, шутили, что, мол, в кассу стоишь, а у Федьки вон сколько денег забрал. Некоторые откровенно завидовали:
– Не успел прийти в органы, как уже отличился! Везет же!
– А кто тебе не давал? – оборвал завистника подошедший капитан Васильев. – Вы в оцеплении вместе стояли, когда Фролов под пулемет пошел – в деревне, где бандитов брали. Что же ты не побежал? Шансы у вас обоих были одинаковы!
Говоривший стушевался.
– Да и за Федькой тоже не всякий с поезда на ходу сиганет и десяток километров преследовать его будет…
Сзади пробурчали:
– Он молодой, а у нас семьи. Случись чего – кто детей кормить будет?
Вопрос серьезный. Пенсия по утере кормильца, пусть и при исполнении служебных обязанностей, была мизерной.
Андрей дождался своей очереди, получил зарплату и вернулся домой. Деньги отдал тетке, только десятку себе оставил. А еще отдал ей талоны на продовольственный паек – полагался такой, как довесок к денежному довольствию. Невелик продпаек: сахар, крупа, маргарин, рыба – мороженая или соленая, но все же он позволял выживать.
Вечером позвонил Вале, поболтали о том, о сем. А дальше служба своим чередом пошла.
Только через неделю Андрея и начальника отделения с замполитом вызвали в Управление. В кабинете генерала объявили приказ по Управлению. Начальник и замполит досрочно получили очередные звания, а Андрею вручили именной пистолет «ТТ». Андрей понял, что отец Вали, Петр Вениаминович, слово свое сдержал.
Уже в отделе Андрей рассмотрел серебряную табличку на рукояти:
«Сержанту Фролову А. М. за успехи в борьбе с бандитизмом». И дата.
«ТТ» разглядывали все сотрудники – это было первое наградное оружие в отделении. Только начальник вздохнул:
– Чую я, Фролов, заберут тебя от нас.
– Почему?
– Уйдешь или на учебу, или на повышение. Попомните мои слова, хлопцы, он еще нами командовать будет.
Андрею стало неудобно перед товарищами – могут подумать, что он выслуживается. Хотя общим делом занимались. Повезло ему, не без этого, так ведь завтра другому подфартит. Сам Андрей успехам других не завидовал, а искренне радовался. Если другой сделал лучше, надо у него учиться. Стало быть, кто-то умеет отлично стрелять или бегать, или агентуры много навербовал. Опыт – дело наживное.