Физиогномика - Джеффри Форд

— Как вам понравился мой братец?

Я покачал головой:

— Со всем уважением, он, кажется, несколько вспыльчив.

Маттер устало рассмеялся:

— Со всем уважением, «несколько вспыльчив» — довольно мягко сказано.

— Копи страшное место, — сказал я, чувствуя, что с ним могу позволить себе быть откровенным.

— Ужасное, — подхватил он. — Если бы это зависело от меня, вам не пришлось бы туда спускаться. Я позволил бы вам бродить по острову и жить как вздумается— Он помолчал, словно взвешивая свои слова. — Боюсь, там, внизу, вы и умрете — вы, должно быть, и уже это поняли.

Я кивнул, глядя, как Молчальник перебирает клавиши маленького пианино.

— Страна гибнет, — продолжал капрал. — Прогнила насквозь. По мне, лучше уж этот остров, чем Город. Я здесь повидал много смертей, и все же в копях мучаются меньше, чем рядом с Белоу.

— Вы встречались с Создателем? — спросил я.

— Встречался? Я дрался рядом с ним на поле Харакуна. Учили в школе историю крестьянского бунта? Да, бедняки из-за стены пытались ворваться в Город. Мы с братом оба были там. Дрались по колено в мертвых телах.

— Помню, я читал об этом, — сказал я, хотя почти ничего не помнил.

— Три тысячи убитых в один день. Пятьсот наших, остальные с той стороны, — сказал он и сделал долгий глоток. — Наша часть зашла в тыл большому отряду крестьян с юга от Латробии. Это были последние остатки мятежников. Мы перебили почти всех, но полсотни взяли пленными. Этот маневр закончил войну. Нам было приказано на следующий день доставить пленных в Город для казни в Мемориальном парке, но ночью, пока брат спал, я отпустил часовых и отправил всех бедолаг восвояси.

— И вы еще живы? — удивился я.

— Белоу винил нас обоих. Брат был в ярости. Нас должны были судить и казнить, но вспомнив, как храбро мы дрались и что именно мы покончили с восстанием, Создатель пощадил нас и дал место на этом островке.

— Вы здесь давно? — спросил я.

— Добрых сорок лет. Я не разговаривал с братом с самого первого дня. Так мы условились еще на пристани. Он берет себе день, я — ночь.

— И даже не видели его? — спросил я.

— Я узнаю о нем только по замученным пленным, — сказал капрал. — Если бы мы сошлись, кому-нибудь скорее всего пришлось бы умереть. Так и будет в конечном счете. Я все время живу с этой мыслью.

Кое-то время мы сидели в тишине. Молчальник прервал игру и подошел налить нам вина. Дул тот же кой ветерок, и я жалел, что нельзя просидеть так всю ночь.

— Замечательный обезьян, верно? — спросил капрал, когда Молчальник подвинул к нему стакан.

— Замечательный не то слово, — сказал я. — Сколько раз уже он спасал мне жизнь!

— Он из Города, — заметил Маттер. — Очередной эксперимент Создателя по пересадке сознания. Как видно, прикончить его не решились, хотя он слишком доброжелателен, чтобы там нашлось ему применение. Мы друзья уже много лет. Мой братец пытался сделать из него надсмотрщика, да не вышло.

— Я уже никогда не смогу смотреть на животных, как смотрел раньше, — сказал я.

— Молчальник заводит дружбу со всеми заключенными: Он очень переживает, когда кто-то не возвращается из копей. Напивается до беспамятства — отравой по собственному рецепту: «Три пальца» и капельку «Бухты Пелик». Когда вы не вернетесь, он будет пьянствовать целую неделю, — сказал капрал.

— Утешительная мысль, — заметил я. Капрал рассмеялся.

— Все это бессмысленно, — согласился он. — Вам лучше пойти спать. До прихода «Шахты в Башке» осталось не так уж много времени.

Я поставил стакан и поднялся. Капрал дневной вахты пожал мне руку, и я через темную гостиницу прошел к себе. Я не был пьян, просто мне было очень спокойно. Едва я закрыл глаза, перед ними потекли образы Запределья. Спрятанные «Отрывки» вновь принесли мне запах Арлы, и я достал их.

Вернувшись к месту, на котором остановился, я обнаружил, что к экспедиции примкнул зеленый человек, лиственное существо, которого шахтеры называли Мойссак. В рукописи не говорилось, откуда он взялся. Он просто возник в начале длинного фрагмента описания. Мойссак вел себя дружелюбно и показал шахтерам древний заброшенный город у побережья внутреннего моря. Харад Битон надеялся найти в развалинах какие-нибудь подсказки, указывающие на дорогу в Рай.

Мойссак говорил с ними языком прикосновений. Он трогал рукой-ветвью щеку человека, и тот словно слышал разборчивую речь. На его лице, казавшемся клубком побегов, горели далекие огоньки глаз. Среди зарослей молодого леса он двигался как невидимка.

К тому времени с Битоном осталось всего четверо шахтеров. Даже под открытым небом им казалось, что они заперты обвалом в душном треке. За прошедшие недели они видели, как их товарищей пожирали демоны, как они кончали с собой, не выдержав пути, или падали с обрывов, но все же не разуверились в том, что их ведет сам бог. Люди, как муравьи, ползли сквозь бесконечную чащу.

Древесный человек сказал им, что заброшенный город назывался Палишиз. Больше он ничего не знал о нем. Издали город выглядел как гигантский песчаный замок, размытый прибоем. За городской стеной возвышались земляные курганы, испещренные бесформенными отверстиями, не заслуживавшими называния дверей или окон. Жители этого города представлялись похожими скорее на термитов, чем на людей.

Зарядив ружья и крепче сжимая кирки, они прошли между построенных из песка и ракушек колонн главного входа. Мойссак вышел вперед, жестом посоветовав не нарушать тишины, царившей на пустых улицах, вымощенных ракушками, сквозь которые вольно пробивалась трава.

Здания Палишиза оказались земляными насыпями, изрытыми тоннелями. Внутри паутины переходов попадались маленькие пустые комнатки. Шахтеры зажгли фонарики и исследовали этот жутковатый лабиринт. Скоро выяснилось, что все здания соединяются между собой длинными подземными ходами.

«Здесь ничего нет, — сказал товарищам Битон, после того как экспедиция целый день блуждала в путанице тоннелей. — Пойдем дальше».

Все согласились с ним, кроме Мойссака, внушавшего им, что в неподвижном воздухе подземелий он чувствует дыхание судьбы. Они устроились на ночлег посреди улицы, радуясь, что выбрались из похожих на могильники курганов.

Лесной человек разбудил их до рассвета. Он указывал в небо, где плавно, как рыбы в пруду, скользили красные огни. Шахтеры молились, стоя на коленях, окончательно уверившись в том, что давно уже подозревали: они мертвы и странствуют по дороге к спасению в ином мире, лежащем меж адом и раем. Огни кружились перед глазами и кружили головы, так что наутро никто не хотел покидать Палишиз. Теперь уже Мойссак торопил их, передавая через прикосновение, что чует беду.

Битон отвечал ему, что все в порядке и что они задержатся всего на одну ночь, чтобы еще раз посмотреть на огни. Они снова весь день провели в тоннелях, пытаясь отыскать следы человека. К вечеру дядя мэра, Йозеф Батальдо, сделал находку. На земляном полу коридора лежала золотая монетка с изображением свернувшейся змеи на одной стороне и цветка — на другой. Показав находку остальным, он спрятал ее в карман и присоединился к товарищам, жевавшим соленую оленину с репой.