Пусть простить меня невозможно - Ульяна Соболева

— Ты тоже говорила, что любишь, а сама трахалась с другими мужиками. Мало ли кто и что кому говорит, да, Оксана? Какое это теперь имеет значение? Где документы?

В его голосе нет ноток сожаления, сострадания и тоски. А меня от них крошит, разрывает, меня от них трясет, как в лихорадке.

— Какие документы?

Изо всех сил ударил кулаком возле моего лица.

— Синяя папка с документами, которая лежала в моем сейфе. Где. Она?

— Я никогда ее не видела. Никогда.

Он вдруг наклонился ко мне и прошипел прямо в лицо.

— Эта папка с бомбой. Внутри такая адская хрень… если она попадет в чужие руки… все пострадают. И наши дети в первую очередь. Поняла? Они пострадают. Неужели тебе все равно, мать твою?

Смотрит мне в глаза, а я ему, и чувствую, как оно рвется изнутри, как раздирает словно когтями глотку. Но я молчу, изо всех сил заставляю себя молчать. Нельзя. Я не могу сдать назад. Все будет напрасно…

— Считай, что мне все равно. Ты же это хотел услышать? Мне все равно. А теперь уходи.

Оттолкнула его от себя.

— Убирайся вон и никогда не приходи ко мне. Я ничего не брала у тебя. Ищи свои документы сам. Я бы не стала рыться в твоих сейфах, потому что мне плевать, что там у тебя лежит. Плевать, понимаешь? На тебя и на все, что тебя касается. Ты давно мне не нужен. Давно, я тебя…

Мой крик оборвала пощечина. Звонкая, хлесткая. Такая, что голову отбросило назад и иссяк поток слов. В голове зашумело.

Он тут же схватил меня за скулы, всматриваясь мне в глаза, с диким выражением боли. Сожалеет… что ударил. Невольно гладит щеку, растерянный, убитый, какой-то… совсем на себя не похожий.

— Оксанааааа.

— Уходи. Убирайся, — процедила ему в лицо, чувствуя, как слезы текут по щекам. — УБИРАЙСЯ, РУСЛАН. И не приходи. Никогда больше.

Застонал, взвыл, разворачиваясь, толкая дверь, с рыком выскакивая в коридор. А я упала на колени и тоже заорала. Только беззвучно.

Он не отказал мне во встрече. Я боялась, что откажет. Нам больше с ним не о чем говорить. Мы не общались и не виделись с тех пор, как они помогли вернуть моих детей. Вороны. Один из самых страшных кланов в стране. Никто не знал масштабы их возможностей и простирающейся власти, но и они не всесильны. Я убедилась в этом еще тогда, когда поднималась по этим же ступеням… в кабинет Савелия Воронова. Сейчас там сидел его сын. И когда вошла, на секунду перехватило дыхание — настолько он был похож на своего отца. Такое же каменное, непроницаемое лицо. Такие же глаза и волевой подбородок с глубокой ямкой, широкие скулы, волосы зачесаны назад и открывают большой, гладкий лоб. И у меня дежавю. Вот так когда-то я беседовала с его отцом. В этом же кабинете, и с тех пор в нем ничего не изменилось. Переступила порог, и Андрей поднял на меня тяжелый взгляд.

— Прости, что жена не встретила тебя. Они с сыном сейчас отдыхают в Европе со своим дядей. Но я очень рад тебя видеть. Входи.

— Я не к ним…

— Я знаю.

Кивнул на стул напротив себя. С Андреем я разговаривала всего лишь несколько раз. Самым длинным наш разговор был тогда, когда я умоляла их спасти наших детей. Наверное, тогда он стал для меня ближе, чем кто-либо другой. Он вернул мне самое дорогое. И по воле рока он же отнял…

Сжала сумочку пальцами, так, что стало больно в суставах, и ощутила, как вспотели ладони. Я пришла к одному из самых влиятельных политиков и к одному из самых страшных бандитов всех времен и народов. Только сейчас они и правят государством. И я могла лишь представить, какими реками крови была залита дорога Воронов на пути к такому высокому положению.

Выдохнула и села напротив Андрея.

— Кофе? Чай?

— Ничего.

— Понимаю. Воды?

Я кивнула, и он встал со стула, услужливо взял графин и налил мне в стакан воду, подал.

— Спасибо.

— Что привело тебя ко мне, Оксана?

— Я знаю о бумагах. Ты отдал их Руслану. Я хочу знать, что это такое. Что это за бумаги, и почему они несут в себе такую угрозу.

— Я так понимаю, твой муж не знает о том, что ты здесь?

— Не знает… и… он мне уже не муж. Точнее, почти бывший муж.

Брови Андрея в удивлении приподнялись.

— Как так?

— А вот так. Люди иногда разводятся. Но я не пришла сюда обсудить свою личную жизнь.

— А зачем ты пришла?

— Задать вопросы насчет этих документов. Что в них? Я хочу знать, ради чего он так рисковал, и ради чего мы потеряли свою семью.

Андрей резко поставил стакан на стол.

— Какие документы?

— Такие. Те, что вы принесли моему мужу и снова втянули его в то дерьмо, от которого мы пытались уйти. И из-за этого дерьма… у меня больше нет мужа.

Андрей плеснул себе еще воды и залпом выпил, глядя прямо мне в глаза и судорожно сжимая рукой шариковую ручку.

— Я думаю, что бумаги не могут стать причиной такого решения.

— Жизнь моих детей — недостаточно веская причина? Вы поставили ее под угрозу. Вы. Зачем вы отдали моему мужу эти бумаги? Зачееем? Вы не представляете, в какой ад меня втянули. Меня и мою семью. Вы нас разрушили, вы это понимаете?

Он резко встал из-за стола и отошел к окну, как и его отец в свое время. Открыл форточку, закурил.

— Я хочу знать, что там? Я имею на это право.

Я видела кольца дыма, пускаемые в форточку и разлетающиеся белыми перьями за стеклом.

— Это права на владение компанией твоего тестя. Компании по перевозкам. Компанией, на которую открыта охота вот уже несколько лет.

Резко обернулся ко мне.

— Это открытие торговых путей для всякого сброда. Для наркотрафика, для торговли оружием и живым товаром, для нелегалов и для всякого другого дерьма. Открытие этих путей означает крах для всего государства. Эти документы своего рода ядерная боеголовка, которая если выстрелит, погребет под собой все живое и будет убивать еще не одно поколение. Резонансом. Вот что это за бумаги.

— Почему ты отдал их моему мужу?

— Потому что мне нужно было их спрятать. И нет места лучше, чем у человека, которого уже нет в живых и которого давно похоронили.

А потом эти документы похоронили нас. Но вслух я этого не сказала.

— Сюда поедут террористы, тонны тротила, оружия, шахиды и шахидки, наркотики.

По телу прошла волна мурашек, стало то холодно, то жарко.

— Если с этими бумагами что-то случится, это будет сродни ядерной катастрофе. Как для нас всех, так и для населения этой страны в целом.

Сжала судорожно пальцы.

— Руслан должен мне привезти документы. Через несколько недель я заберу их у вас. Думал, взять сегодня, но пока что надобность отпала.