Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров - Питер Акройд

Но это было только прелюдией к более значительному восстанию северных графств, когда в 1069 году англичане из этого региона заручились помощью данов, чтобы взять Йорк. Память о Данелаге еще была сильна. Вильгельм маршировал по стране, возводя замки везде, где только останавливался. Он не стал сразу атаковать Йорк, но применил тактику, которую использовал против Лондона тремя годами ранее: он прошел разрушительным походом по прилегающим землям. Это назвали «опустошением севера», и состояло оно в том, что на своем пути Вильгельм полностью уничтожал и людей, и то, что стояло на земле. Он налетал на них как грозовой шторм. Людей и животных убивали, посевы уничтожали, города и деревни стирали с лица земли. Все запасы продуктов предавали огню, из-за чего голод распространился повсюду; сообщалось о гибели 100 000 человек. Между Йорком и Даремом не осталось возделанной земли, и еще век спустя там стояли руины. Деревни этого региона в Книге Страшного суда описываются как «опустошенные». Как бы то ни было, север больше никогда не поднимался против Вильгельма. Он превратил землю в пустыню и назвал ее миром. Считается, что, лежа на смертном одре, Вильгельм сказал в своей исповеди: «Я накинулся на англичан из северных широв как разъяренный лев».

В опустошении севера Вильгельм вел себя не как король Англии. Он вел себя как тиран. Именно поэтому возникли и другие очаги непокорности, и многие англичане вступили в отряды, которые сейчас бы назвали партизанскими, чтобы бороться с захватчиками. 10 000 нормандцев пытались контролировать страну с тремя или четырьмя миллионами местных жителей, и все, что было у них в распоряжении, — это жестокая власть и террор. Шпионы и коллаборационисты, показательные избиения и тайные убийства — здесь применялось все разнообразие средств как со стороны оккупантов, так и со стороны мятежников. Английский хронист XI и XII веков Ордерик Виталий писал, что англичане «стонали под нормандским ярмом и страдали от угнетения гордых лордов, которые не подчинялись королевским предписаниям». Нормандские лорды, другими словами, доводили свою власть до крайности. Таким образом, первые четыре или пять лет нормандского правления повсюду шли разговоры о восстании. Англичане бунтовали против Вильгельма каждый год с 1067-го по 1070-й.

Одна волна восстаний получила печальную известность в связи с именем Хереварда. Он устроил себе убежище в болотистой местности около Или, откуда совершал нерегулярные, но кровавые рейды против нормандцев, которых посылали его поймать. Он присоединился к датчанам, высадившимся на побережье, чтобы напасть на аббатство Питерборо под предлогом спасения его богатств от нормандцев. Хереварда и его банду называли «сильватиками», или лесными людьми. В Или к нему присоединились и другие лидеры английского мятежа, представлявшие собой реальную и заметную угрозу режиму Вильгельма. Более года нормандцы безуспешно пытались выкурить Хереварда из его крепости. Говорят, что он пал жертвой предательства монахов из Или, которые указали нормандцам тайный путь. Разумеется, на самом деле только после продолжительного штурма по земле и по воде крепость была взята, а Херевард отправился в изгнание. С этого времени Вильгельм назначал только нормандских лордов и аббатов.

Конфискация земель, ранее принадлежавших англичанам, ускорилась. Согласно общепринятому представлению, король владел всей землей в Англии. Это было его королевство. Вильгельм применил этот принцип на практике. К 1086 году оставались всего лишь два английских барона: Коулсуэйн из Линкольна и Таркилл из Ардена; они сумели сохранить свое положение только благодаря тому, что с энтузиазмом сотрудничали с новым режимом. Остальные огромные поместья перешли к небольшой кучке нормандских магнатов, которые в обмен пообещали предоставить рыцарей для королевской службы. Англия стала милитаризированным государством, обеспечивающим армию оккупантов.

У более мелких английских землевладельцев был шанс сохранить свои поместья, но очень дорогой ценой. Многие из них становились арендаторами земли, которой раньше владели. К некоторым из них и относились соответственно. Элрик был свободным землевладельцем в Марш-Гиббон в Бакингемшире, но к 1086 году он «внезапно и жестоко» начал платить арендную плату новому нормандскому лорду. Хронистом начала XII века Симеоном Даремским было сказано, что «многие люди продают себя в вечную зависимость, благодаря которой могут влачить жалкую жизнь». Все новые нормандские семьи прибывали на открывшуюся для них землю возможностей, и такая политика колонизации продолжилась в XII веке.

Можно отметить и другие изменения. В английском пейзаже появились здания новой формы, а именно замки и церкви. К 1100 году все английские соборы были либо перестроены, либо отстроены заново. Они стали больше и массивнее своих предшественников, неф был длиннее, и боковые приделы увеличились. Нормандцы строили хорошо, их строения славились крепостью и мощью камня. Огромные, по-римски роскошные круглые арки были символом их торжества. Об этом же говорили массивные стены, ряды колонн, галереи. Беспредельность Даремского собора подавляет вошедшего огромной массой уходящего ввысь камня.

Нормандские замки — это квадратные каменные сооружения с чрезвычайно толстыми стенами и крошечными окнами. Они продавливают под собой землю. Они неодолимы. Они распространяют вокруг себя уныние и даже отчаяние; по словам английской хроники 1137 года, они «были наполнены дьяволами и нечестивцами». Они одновременно являлись тюрьмами и крепостями, судами и казармами. Англичане ненавидели их как твердыни своих захватчиков. Тем не менее это по-своему великолепные строения, появившиеся благодаря желанию властвовать и править, которое было присуще нормандцам в полной мере. В «Англосаксонской хронике» говорится, что Вильгельм обеспечил в стране такую безопасность, что «любой честный человек мог путешествовать по его королевству без увечий, с кошелем, полным золота, и ни один человек не решался убить другого…».

В английском пейзаже возникли и другие изменения. В стране появились сотни монастырей. Были созданы оленьи парки и садки для кроликов. Огромные участки земли попали под действие придуманного нормандцами «лесного закона», согласно которому все плоды этой земли и животные на ней становились собственностью короля. Любой, кто охотился на оленя или лань, должен был быть ослеплен, нельзя было охотиться на диких кабанов и даже на зайцев, было запрещено рубить деревья и собирать хворост. Закон относился не только к лесам, и в конце концов примерно треть страны стала принадлежать монарху; например, весь Эссекс стал заповедным. К королевским землям относились и Нью-Форест, Эппинг-Форест, Виндзорский парк и «леса» Дартмура и Эксмура.

Короли всегда любили охотиться. Это составная часть их власти. Альфред охотился на диких зверей так же, как он охотился и на датчан. Охота была способом тренировки необходимых на войне навыков в мирной обстановке. Она создавала поле битвы в миниатюре, где проверялись каждый нерв и каждый мускул. Для Вильгельма охота также была коммерческим предприятием: дичь была дорогим мясом и получить добычу с его угодий хотелось многим. Охота была — да и сейчас, в XXI веке, остается — королевской обязанностью и развлечением. Тем не менее «лесной закон» для англичан был еще одним всеми ненавидимым обложением: они привыкли воспринимать все, что находится в лесах и полях, как свое. Как всегда, от потворства принцев своим желаниям страдали бедные.