Везунчик Леонард. Черный Корсар - Владимир Корн

Это был удар под дых. Сильный и хорошо поставленный удар, угодивший в нужное место. Вероятно, на моем лице что-то отразилось, поскольку Венуайбин торопливо добавил:

– Понятно, что, пока мы не приступили к серьезным делам, размер жалованья может быть скромным, и все-таки оно обязательно должно быть.

После недолгого, но мучительного размышления мне все же удалось выкрутиться.

– Для начала решим так. Вся добыча, которую вы получите по дороге на Терессу, будет полностью вашей. То есть вы заберете себе и мою долю. Устраивает вас такой вариант?

Лица обоих капитанов просветлели.

– Более чем!

– Ну, тогда прощайте. И до встречи на Терессе!

– До встречи, Черный Корсар! И еще я так понимаю, что мы теперь с полным основанием можем поднять над своими кораблями ваш флаг? – Спрашивая, Хью посмотрел вверх, где на мачте «Морского орла» вообще никакого флага не имелось.

– Поднимайте, – милостиво разрешил я, подумав: «Вы хоть полностью ими обвешайтесь, этими флагами, и даже одежду из них пошейте».

Уже окончательно попрощавшись, капитан Венуайбин звонко хлопнул себя ладонью по лбу.

– Леди, так сколько вам необходимо медных листов? – обратился он к Рейчел. – Я настолько впечатлен вашей красотой, что можете забрать хоть все!

– И нашу бумагу! – галантно щелкнул каблуками Ломаный Хью.

– Бумага нужна мне, – напомнил виконт дю Эскальзер.

– Это уж как леди Рейчел решит, – пожал плечами тот.

Погрузку листовой меди капитан Венуайбин начал прежде Ломаного Хью. Медь складировали прямо на палубе, у самого борта, отчего «Морской орел» начал крениться. Затем с другого борта начали прибывать шлюпки, груженные бумагой. Они курсировали между «Розовой каракатицей» и нами куда быстрее, и потому корабль снова встал на ровный киль. Правда, у него начала увеличиваться осадка, что тоже ничего хорошего не сулило. В любой момент могло произойти то, что называется фазой неустойчивого равновесия, и тогда даже слабый порыв ветра опрокинет корабль днищем вверх.

Мы с Алавиром уже всерьез забеспокоились, когда запасы меди у Венуайбина и бумаги у Ломаного Хью наконец-то иссякли.

– Опасно давать ход в таком положении, – сказал Алавир. – Мало ли что.

– Опасно, – согласился с ним я. – Но мы и не будем его давать, пока не избавимся от большей части этого барахла. Правда, после того как они скроются из виду. Иначе могут обидеться: все-таки со всей душой, совершенно бескорыстно поделились с нами своей добычей, а мы ее – за борт! Просемафорьте-ка им: «Счастливого плавания!»

– До них недалеко, и так можно крикнуть, – сказал Головешка.

Памятуя о его прежнем крике, от предложения я отказался.

– И все-таки просемафорьте.

Шкипер кивнул, отдал необходимые распоряжения, после чего заметил:

– Вскоре дождь начнется: все приметы говорят.

Виконт дю Эскальзер, до этого стоявший на мостике с таким видом, будто пытается запомнить каждое произнесенное мною слово, сломя голову бросился на палубу.

– Бумагу спасать, – предположил Блез.

И верно. Подхватив пачку бумаги, виконт скрылся с ней в чреве корабля, чтобы через некоторое время вновь появиться на палубе и скрыться в чреве уже со следующей. Непривычный к физической работе, вскоре он выбился из сил. Тогда Антуан привлек помощников. Дю Эскальзер сунул паре матросов по золотому, и дальше спасением бумаги занимались уже они.

Работа кипела, когда на палубе возник Гайат и начал что-то возмущенно Антуану выговаривать.

– Судя по тому, сколько бумаги отнесли вниз, в кубрике вскоре не останется свободного места, – флегматично заметил Алавир. – Вероятно, именно с этим возмущение Гайата и связано.

Виконт решил проблему с Гайатом блестяще. Он вложил ему в ладонь два золотых, после чего носильщиков стало трое. Это продолжалось недолго и закончилось тем, что на палубе появился Стерк.

– Интересно, сколько золота виконт предложит ему? – задумчиво сказал Блез.

– Ничего у него не получится: Стерк не из таких, – покрутил головой Алавир.

Головешка, жадность которого превышала все мыслимые границы, презрительно фыркнул: много вы, мол, понимаете в людях! И проиграл.

Стерк, отказавшись от неполной горсти золотых монет, прямиком направился на мостик.

– Капитан, – возмущенно заявил он, едва только на него поднялся, – прикажите складировать бумагу в трюм! Именно там ей самое место.

– В трюме она быстро испортится от сырости, – возразил ему дю Эскальзер, который поднялся вместе с ним.

– А где она хранилась до этого? – резонно заметил Стерк. – Кроме того, вы запасли ее уже на годы вперед! На годы! Но все носите и носите.

– Антуан, а ведь он прав, – мягко сказал я виконту. – Не вы ли сами говорили: «Если человек знает меру, он знает все»?

Справедливости ради, однажды эти слова произнес Головешкин попугай, но виконту, человеку образованному, афоризм должен быть известен наверняка. Возразить дю Эскальзеру было нечего, и он лишь с тоской посмотрел на остаток бумаги, которой на палубе оставалось еще порядком.

– Не слишком-то они и торопятся, – заметил Блез, наблюдая за «Каракатицей» и «Фунтом лиха», которые по-прежнему лежали в дрейфе недалеко от нас и поднимать паруса даже не думали. – А нам еще все это барахло за борт выкидывать, в то время как ветер посвежел.

Блез был прав: погода начала портиться. Заморосил дождь, поднялась зыбь, и перегруженный «Морской орел» начал переваливаться с борта на борт как-то не особо уверенно, что не могло не тревожить.

– Просемафорьте им еще раз. Что-то они действительно задержались.

Оба корабля пришли в движение то ли после четвертого, то ли после пятого пожелания им счастливого плавания. Но перед этим над ними синхронно взвились флаги, которые, судя по всему, и были флагом Черного Корсара.

– На «Каракатице» он куда красивее выглядит! – заметила Рейчел.

На «Фунте лиха» флаг действительно смотрелся так, будто его торопливо доделывали. Вероятно, именно это и стало причиной задержки кораблей, похоже, капитанам при расставании, салютуя нам, хотелось поднять флаги одновременно.

Сказать по правде, флаг Черного Корсара меня совсем не впечатлил. По логике вещей, он должен быть черным. Ну, можно еще выткать на нем золотом какой-нибудь девиз. «Топи их всех», например, или «Мертвецам деньги ни к чему». Или совсем уж загадочный, как придуманное Головешкой название корабля «Исдичаз язведа», смысл которого можно интерпретировать в зависимости от желания и настроения. Этот же был пестрым и ярким, как перья Головешкиных попугаев. В нем соединились все мыслимые и даже немыслимые цвета.

– У Черного Корсара действительно такой флаг? – поинтересовался я у Алавира.