Момент - Эми Липтрот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хочу поцеловать тебя, когда на тебе великолепная золотая шляпа.
Я хочу поцеловать тебя на вершине эрратического валуна.
Я хочу поцеловать тебя в гробнице эпохи неолита в середине зимы.
Я хочу поцеловать тебя в пылу геомагнитной бури.
Апофения
Май
Розовая Луна
Перед отъездом из Берлина я нарисовала на лестничной клетке своего дома енота. Я всё лето себе это обещала. Было начало сентября, прошло всего несколько дней после письма, и я была не в себе. Я купила краску, одолжила кисти и закатала рукава. Окно было открыто, было тепло, я стояла на лестнице в укороченном топе, собрав волосы в пучок, и рисовала.
Картина получилась не очень хорошей – мне не удалось построить перспективу и нарисовать енота так, чтобы он не был похож на персонажа мультфильма, очень сложно – но хоть что-то.
* * *
Я рисую енота, хотя никогда его не видела. Я бродила по улицам, ожидая, что еноты придут ко мне, но в итоге поняла, что могу выйти и найти их сама. Я могу создать их сама.
Люди пытаются помочь, но они хотят, чтобы мне скорее стало лучше, чтобы всё было как прежде, и говорят что-то вроде: «Ты вовремя сбежала» и «Он не стоит твоих слез». Но если он их не стоит, почему я плачу? Больше всего мне помогла подруга, которая, услышав, что я скучаю по нему, просто ответила: «Я знаю» – и села рядом. Моим чувствам дали право на существование, и меня переполняла благодарность.
Люди непредсказуемы. У всех есть свои истории, уходящие по спирали от моей, мы пересекаемся лишь на короткое время, сталкиваясь на одном из этапов. У них свои Б.
Я благодарна Б, которая сразу разрешила мне остановиться в ее квартире и плакать у нее на кухне. И Б, которая встретила меня в аэропорту. И Б, которая просто дала мне выговориться. И Б, которая рассказала мне тяжелую и запутанную историю своего разрыва, который произошел четыре года назад, – мне понравилась каждая деталь, – и добавила, что нужно просто подождать.
В конце концов мне помогло время и свидетельство того, что я не выдумала всё случившееся. Спустя несколько месяцев я столкнулась со знакомой, которая провела с нами какое-то время в Берлине. Услышав, что всё кончилось, она сказала: «Поверить не могу, я видела, как он смотрел на тебя». Она подтвердила мне, насколько странно и жестоко это было.
Помогло строительство стен и плавание. Помогла земля. Помогли личные символы и создание собственного смысла.
Апофения – склонность к поиску закономерностей. Может, это и расстройство, но мне поиск закономерностей помогает. Некоторые ассоциации, возникающие сами собой, оказываются неожиданно актуальными. Я везде нахожу луну. Внутри коробки в форме сердца хранятся не только ракушки, но и все те недели, разговоры и сожаления о дружбе. Мы машины по созданию смыслов. Чтобы не рассыпаться на части, я использую все эти маленькие личные мифы и тотемы: именно к ним я обращаюсь, когда возможности выбора и свобода кружат голову.
В ту же неделю, когда он бросил меня, я обожгла руку, доставая еду из духовки. В течение последнего года я наблюдаю за тем, как шрам от ожога постепенно сходит. Сейчас на его месте – серебристая черточка, но я не думаю, что когда-нибудь она исчезнет полностью.
Мне снится, как я держу себя маленькую на руках. Взрослая я спрашиваю себя маленькую: «Ты знаешь, кто я?» – и она отвечает: «Да». Взрослая я спрашиваю себя маленькую, где я, и маленькая я отвечает: «Везде». Затем мы сливаемся, как капли расплавленного металла.
Я не согласна с тем, что из этого надо извлечь урок. В душевной боли нет необходимости. Это неправильно. Мне нанесли рану, от которой я никогда полностью не оправлюсь.
Я многому научилась. В съемной квартире нельзя есть гранат в постели. Рано уходить с вечеринки – нормально. Стоя посреди кольцевых развязок, я вижу неожиданные возможности. И меня не пугает низкооплачиваемая и монотонная работа. И я умею вести переговоры на сайтах для планирования путешествий, чтобы найти самые дешевые билеты. И мне не стыдно за оптимизм.
По крайней мере, всё закончилось, пока мы еще были на пике страсти, пока я волновалась и краснела, когда он приходил ко мне, проехав на велосипеде через весь Берлин, чтобы увидеть меня. И я всегда буду помнить, каким было то сверкающее лето, как я ездила в джинсовых шортах на старом велосипеде, как получала откровенные электронные письма на работе, как он имитировал голос кукушки, когда шел через мой двор, как я наблюдала за луной, плывущей над двором, как стремительно летело время.
И я помню весну в Темпельхофе, когда сквозь бинокль я скользила глазами по деревьям, железной дороге, дымчатым следам самолетов. Я увидела птицу, сидящую на антенне небольшого здания – возможно, это был громоотвод, – и, взяв бинокль, я разглядела ястреба-тетеревятника. Я смотрела, как он обильно гадит, а затем поднимается по спирали в брачном танце. Наблюдение за ястребами всегда заряжало меня энергией.
План не удался. Я так и не нашла енота. Но пришла к пониманию, что не могу претендовать на определенный образ жизни, на любовь определенного человека. Я сама это выдумала. И теперь мне нужно выдумать новую историю, быть достаточно храброй и сильной, чтобы вообразить другой путь.
Спустя несколько месяцев мои берлинские туалетные принадлежности заканчиваются, я уже израсходовала немецкий лосьон для тела. Когда-нибудь я выброшу футболку, которую он купил мне на блошином рынке. Я начинаю новый блокнот и закрываю банковский счет.
Во время одного из наших последних разговоров он сказал, что будет думать обо мне каждый раз, когда увидит ястреба; в тот момент я была разочарована, но сейчас не могу представить ничего лучше.
Я никогда не видела енотов, но знаю, что они где-то здесь. В городе есть пространства, которые мы никогда не видим, частоты, на которые мы не можем настроиться. Есть почтовая служба и водители-курьеры, и каждый день все эти коробки куда-то отправляются благодаря огромной, сложной и постоянно функционирующей сети логистики. Есть сети собачьей мочи. Повсюду звучат голоса птиц, которые мы можем научиться слышать и