Момент - Эми Липтрот

серверах, страсть и ссоры заархивированы, оцифрованы и доступны. Я не знаю, чудо это, дар или якорь, намертво пригвождающий ко дну. Мне не хватает самоконтроля, чтобы просто оставить всё в прошлом и не оглядываться или чтобы удалить переписки.

У археологов есть слово «засыпь» – так называют каменные обломки и почву, которые заполняют ямы и указывают на человеческую деятельность. «Отвальный грунт» – это выкопанная земля, в которой нет интересных находок.

Во-вторых, с наличием социальных сетей намного проще следить за чьей-то жизнью, а потерять ее из виду, наоборот, трудно. Друзья рассказывают мне, что даже когда они изо всех сил пытаются избегать бывшую любовь в сети, она возникает во вкладке «вы можете их знать», или в неожиданно всплывшей спустя годы ветке комментариев, или на старой фотографии. Худшие примеры – когда ты натыкаешься на новую партнершу бывшего или на его ребенка, несмотря на все попытки избегать информации о них. Это происходит постоянно.

В-третьих, общаться так просто – достаточно провести большим пальцем по глянцевой пластине, которую я ношу в кармане. Возможность связаться с ним соблазнительна, хотя нас разделяют тысячи километров и шесть месяцев. Последствия будут тяжелыми. Я еле сдерживаюсь. Требуются усилия, чтобы не написать, не позвонить, не отправить фотографию моего падения в колодец.

Расставание – это горе, которое ты проживаешь сам, без друзей, без семьи. Другие люди просто смирились с тем, что отношения закончены, но для меня они совсем не закончены. Это как оплакивание того, кто жив. Того, кто смотрит видео о деревообработке на YouTube и через день заходит в Facebook.

Я вздрагиваю, когда вижу его имя на экране телефона. Когда он отправляет мне первое электронное письмо за месяцы, мое сердце начинает биться так сильно, что вибрация проходит через всё тело к пальцам ног. Уж не это ли тот неожиданный кайф, которого я ищу, эротический шок? Сообщение короткое и вежливое, за невыносимой фразой «Пиши мне иногда, как у тебя дела» следует «С наилучшими пожеланиями». Я отчаянно надеюсь, что холодность – это просто проблема перевода.

* * *

Я смотрю видео о том, как белая птица – великолепный хищный кречет – ест плоть другой белой птицы – лебедя.

Меня интересует слияние человека с гаджетами. На техническом форуме кто-то пишет: «Недели две назад у меня началось мерцание», имея в виду свой айфон. «Ты пропадаешь», – говорим мы, когда нарушается телефонная связь. В отсутствие другого общения я приравниваю зеленый свет значка «онлайн» к самому человеку. Б сказала, что приложение для определения геолокации позволяло ей видеть, где находится ее бывший – точнее, поправилась она, где находится его телефон.

Я пытаюсь что-то откопать, но даже не знаю что. Я ввожу его имя в поисковую строку Google в поисках чего-то, что может вылечить меня или причинить боль. Моя цифровая археология приводит меня к расследованию его прошлого. Я нахожу старые профили, сайты развалившихся компаний, папки с фотографиями с вечеринок из разных городов пятнадцатилетней давности, фотографии других женщин.

По ночам одинокие люди задают Google отчаянные вопросы. Мои эмоции нельзя сбросить до заводских настроек.

Я археолог своего же прошлого. Часами я читаю старые сообщения и разглядываю фотографии. Имели ли его слова какое-то значение или были просто мусором? В папке на компьютере я создаю музей наших отношений.

Мы созваниваемся спустя несколько недель после моего отъезда из Берлина, и я зачем-то записываю наш разговор. Я сохраняю эту грустную реликвию в формате MP3 в секретной папке и иногда, чаще всего поздно ночью, прослушиваю запись заново. Мы говорили в Skype полтора часа. Он был добрым, внимательным и много шутил, но не сомневался в своем решении. Прокручивая разговор заново, я слышу, как иногда прерываю его, не давая ему изложить свою точку зрения – осторожно, основательно, на своем втором языке. Я понимаю и предвосхищаю то, что он собирается сказать, и спешу вклиниться с ответом – ему становится досадно. Я слышу, как мы оба болезненно жизнерадостны, мы примеряем американский акцент без особой причины, кроме как для того, чтобы показать, какие мы беззаботные и веселые. Мы говорим: «У меня всё хорошо», «Здорово», «Отлично».

Я говорю ему, что скучаю, и в записи наступает долгая пауза. Это дыра, в которой я жду, что он скажет, что тоже скучает. Но он ничего не говорит. В эту дыру я падаю уже несколько месяцев. Я бьюсь о безответное, незаконченное, неразделенное. Я теряюсь в пустоте, на месте которой раньше что-то было.

У меня было приложение, которое может нарисовать твой сон, если положить телефон рядом с собой на подушку. Оно как-то преобразовывает движения спящего и звуки, которые он издает, в линии и цвета. Я сохранила неоновые взрывы, изображающие ночи, которые мы провели вместе. Добавила в свою папку компьютерную модель его снов.

Будут ли наши потомки пытаться найти смысл в наших данных?

Он – целевая аудитория всего, что я публикую онлайн. Я хочу, чтобы он видел, как хорошо у меня идут дела, при этом подразумевая: может, ты снова захочешь быть со мной? Каждый свой твит или фото я вижу его глазами. Посмотри, кого ты бросил. На публикации реагируют другие люди, и они не могут его заменить, но постепенно интернет-одобрение начинает выполнять роль секса, согревая меня по ночам. Сколько лайков могут сравняться с поцелуем?

Мне нужно связать себя с будущим, а не с прошлым. Я должна двигаться вперед. Но в супермаркете или во время прогулки до бассейна в моем сознании происходит один и тот же сбой.

* * *

Я еду в Шотландию на серой машине под цвет неба, на мне новые ботинки. Я еду через всю страну, плечи и руки гудят от напряжения, мне плохо. Я нашла запись переклички сов, которую он сделал для меня в лесу.

Может, мне помедитировать? Может, помолиться? Может, пойти на мастер-класс резьбы по камню? Написать очень грустное эссе? Очень злой роман? Сложное честное письмо? Может, мне подстричься, сделать татуировку, начать пить, переспать с кем-то, кто меня не привлекает, перестать ходить на встречи анонимных алкоголиков, больше не вставать с кровати? Что, если я схожу на флоатинг, встречусь взглядом с незнакомцем, на сорок четыре дня отправлюсь в паломничество, переплыву Ла-Манш, выпью аяуаску, стану христианкой, рожу ребенка? Это сработает?

Тот день, когда Б удалила из друзей своего бывшего, спустя год после расставания, был очень важным. Она