Момент - Эми Липтрот

рассказала мне, и я поняла. Возможности для общения были теперь закрыты. Отписываясь, блокируя, удаляя фотографии, редактируя истории, игнорируя или месяцами оставляя сообщения без ответа, мы так сильно раним друг друга. Большинство людей знает, каково это – быть онлайн с разбитым сердцем.

Интернет сделан не из камня. Поскольку изображения занимают больше памяти, чем текст, самые старые кэшированные страницы лишились картинок. Остались только слова.

Я хочу вырезать нашу переписку на старом красном песчанике. Рунами. Я хочу ощутить свою любовь тяжестью мегалита. Я хочу, чтобы через три тысячи лет меня в прекрасном состоянии достали из торфяного болота. Я хочу, чтобы кончики пальцев будущих поколений гладили мои раны.

Я перетаскиваю свою постыдную папку в угол рабочего стола и зарываю ее под слоями других. Я не могу ее удалить и не буду. Но я похоронила ее под покровным слоем. Я разрешаю настоящему войти и заполнить дыру – новые эпохи, новые слои, новая грязь.

Я выросла среди археологических раскопок с видом на деревню каменного века. Историки находят свидетельства жизни времен викингов, железного века, бронзового века и неолита. Доказательства сохраняются в камне. Мы так от него и не отказались: мы используем те же самые камни для строительства зданий и стен, для создания произведений искусства. На островах полно предметов, представляющих интерес для археологов, бóльшая их часть еще не раскопана. Обнаружить древние памятники часто помогает шторм, но тот же самый шторм, влияние моря и эрозия также означают, что эти памятники уничтожаются.

Я осознаю, что боюсь именно эрозии. Я боюсь быть уничтоженной. Я продираюсь обратно сквозь время, чтобы собрать всё воедино и спасти. Я пролистываю месяцы в его хронике. Я болтаюсь в прошлом, по локоть в земле и отвальном грунте. Куда уходят шутки? А куда уходит любовь?

Когда он удалил мои фотографии, я почувствовала себя преданной. Он уничтожил нашу историю, до основания разрушил то, что мы начали строить. Я хочу, чтобы люди знали и помнили о том, что мы были реальными и создали что-то вместе, на двоих.

Но всё это просто отвальный грунт. Всё развалилось. Цивилизация обрушилась. Раны и кости будут свидетельствовать о насилии. Здесь была бойня, был пир и пожар.

Серые гуси

Октябрь

Охотничья Луна

Я прожила в Берлине ровно год и бронирую рейс домой на тот же день, в который прилетела сюда в прошлом году. В последний день я делаю круг по кольцевой железнодорожной ветке, огибающей центр города, от Весткройца до Весткройца. Я совершаю прощальный ритуал, проезжая мимо шести домов, в которых жила, улиц, по которым ездила на велосипеде, мест, где работала, наблюдала за птицами, заводила друзей и от руки заполняла очередной блокнот сезон за сезоном, пока земля в очередной раз обращалась вокруг солнца. Другие пассажиры поезда разговаривают по-немецки – из их разговоров я понимаю процентов десять, – едят булки из бумажных пакетов, нажимают на экраны смартфонов, у каждого собственные мысли и собственный пункт назначения.

После моих жалких просьб он соглашается встретиться, чтобы попрощаться. Я уделяю слишком много времени своему наряду и рано прихожу в кафе в парке. Он видит, как я похудела за прошедший месяц. Говоря о своей новой работе, он совсем не осознает, какую боль причинил мне, не замечает мои безмолвные, напряженные жесты и позы. Спустя недолгое время он сообщает, что ему нужно идти, и оставляет меня, раздосадованную, в одиночестве.

Я сижу на полу аэропорта Шёнефельд и плачу навзрыд, привлекая внимание прохожих. Мне кажется неправильным оставлять человека, которого я люблю. Но правда в том, что это он оставил меня. Над взлетной полосой летают серые вороны. И в то время, как я уезжаю, в Берлин прибывают сотни сирийских беженцев: многие переезжают в центры временного размещения, построенные в аэропорту Темпельхоф, рядом со скейтбордистами, городскими огородами и ястребами-тетеревятниками.

В самолетах я думаю о сексе. Я помню разные пряжки ремней всех моих бывших бойфрендов.

Я уехала из Великобритании первого октября и вернулась первого октября. Возможно, я вообще никуда не уезжала: люди всё в той же осенней одежде идут на всё ту же работу. Я могла бы продолжать жить так, будто ничего не изменилось. Те же самые люди курят возле клуба анонимных алкоголиков, Б опять с похмелья сидит в том же офисном кресле, Центральная линия идет с востока на запад и с запада на восток.

Б, которая высадила меня здесь год назад, встречает меня и отвозит к себе домой. Она едет по M25, а я в оцепенении молчу. Вот я и в будущем, но оно мне не нужно. Я в ярости. Это не то возвращение, которого я хотела.

Дома Б кладет руку мне на спину, где прощупываются позвонки. Мы познакомились, когда нам было по пятнадцать. Я была рядом во время всех ее сердечных переживаний, когда ей было чуть за двадцать. Она забрала меня из реабилитационного центра в тридцать. А теперь я неожиданно оказалась в ее свободной комнате в тридцать четыре. Это был потраченный впустую год. Я вернулась старше и беднее, с разбитым сердцем и неудачным цветом волос.

За год технологии в Лондоне шагнули вперед: бесконтактная оплата, электронные сигареты, вайфай в метро. В каком-то смысле в Лондоне легче. Я понимаю язык вокруг; я могу расшифровать символическое значение того, что меня окружает, на более глубоком уровне.

Я не знаю, где буду жить, но мне точно понадобится машина, которую я только что купила у Б. Сначала мне надо навестить остров и родителей.

Я еду на север и останавливаюсь у Б в Эдинбурге, затем продолжаю движение через Шотландию, пока мой ум и тело свыкаются с прошедшим годом. Мы планировали эту поездку вместе, но сейчас я еду одна. Мои нервы и тело истощены последними месяцами. По коже ползают мурашки, а мысли ходят кругами, пока карты Google ведут меня всё дальше и дальше на север. Дороги пусты, и Шотландия красива, но каждый живописный вид заставляет мое сердце сжиматься от красоты и оттого, что я представляла, как буду показывать ее ему.

В Кейтнессе, когда деревья редеют и начинаются степи, я ощущаю кайф оттого, что спустя год опять нахожусь в своей среде обитания. Я съезжаю в карман, иду писать в траву и выкуриваю сигарету, восхищаясь