Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

– Спасибо. Может, ему принести завтрак? А я потом…

– Он ел. Зайдешь после. А потом поможешь за прилавком. Сегодня выходные, будет много посетителей, мне необходима помощь.

В мягком металле его глаз отразилась усталость. Никогда ранее Аннетт не видела ее. Все здесь казалось тем же и в то же время совершенно другим. Неоднозначное восприятие происходящего выбивало из колеи. Ее не пугало то, что отныне она связана с этим местом. Страшило другое: что же реально на самом деле? Может, все это просто сон…

– Приятного аппетита.

Коул, словно чувствуя ее нерешительность, мягко сжал девичье плечо, сочувствующе посмотрел и улыбнулся.

– Не переживай, привыкнешь. Нужно немного времени.

Она не ответила, просто кивнула в знак согласия и села есть. Бывало, Аннетт пропускала завтраки, лишь бы не сталкиваться с овсяной кашей, а мать упрямо заставляла доедать ее в обед. Хотела бы она вернуть все назад? Если бы можно… И тогда заставила бы себя есть. Просто чтобы побыть рядом с близкими. А пока это возможно только в необъятных просторах сновидений с осколками прошлого. Ее отражение в зеркале было наполнено беспросветным одиночеством, с которым она не хотела мириться. Потери не забываются. Их просто становится немного легче принимать.

Если бы время можно было повернуть, если бы навсегда закрытые двери вновь открылись!.. Только сейчас она могла переступить через свои эмоции, свое юношеское восприятие и посмотреть на те действия матери иначе. Чем больше происходило, тем в, казалось бы, круглом и гладком мире становилось больше граней.

И несмотря на все странности и переживания здесь, сейчас, Ани понимала, что пекарня стала ее спасением. Ты всегда при деле, всегда занят, твоя помощь необходима, ты необходим. Именно эта, казалось бы, рутина, помогала не думать о лишнем. Тревожной оставалась только ночь. И не только для нее. Она больше сочувствовала Роберту. Он видел худшее. Немудрено: был старше, работал медиком. Казался совсем взрослым, хотя их отделяло всего пять лет… Много ли это? Иногда целая пропасть, иногда – один шаг.

Аннетт застыла, наблюдая за тем, как Коул привычно раскатывал тесто для булочек: тонко, аккуратно, добавляя немного муки, так, чтобы мягкое тесто не набрало лишнего и не стало резиновым. После посыпал корицей, немного смазал маслом, полил сахарной водой и закрутил в рулет, который тут же нарезал острым ножом на равные части. А после Коул сложил булочки на пергаментную бумагу близко друг к другу, чтобы не пересыхали во время выпечки и приобрели одинаковую, ровную форму.

По кухне растекался сладкий, чуть пряный аромат. Легкий, воздушный, в чем-то терпкий и насыщенный, но это лишь пока. После эта перенасыщенность уйдет. Останется лишь хрустящая корочка и тонкий слой теста, который будет таять во рту. Сладко, но не приторно… можно даже не запивать чаем.

– Занеси Роберту.

Коул поставил перед ней небольшой поднос со свежеиспеченными булочками и крепким черным чаем без сахара.

– Себе тоже возьми, если хочешь.

– Нет, пока нет, я только позавтракала. Спасибо.

Ани взяла сладости и направилась в их комнату. Отчего-то было волнительно. Хотелось, чтобы все стало просто: закрыл дверь – и ничего из прошлого не осталось.

– Как ты?

Тихий, слегка охрипший от волнения голос… она поставила поднос на прикроватную тумбочку, села на край кровати, мягко сжала его пальцы так, чтобы не причинить боль раненой руке.

– Все в порядке, Коул говорит, что мне еще повезло, что расщепления не было, а это так, затянется само, когда тело привыкнет к этой реальности.

Роберт, как всегда, тепло улыбнулся, бережно, едва касаясь шершавыми подушечками пальцев, провел по контуру ее лица.

– Не переживай. Не стоит.

– Безразличие не моя черта.

Аннетт все сильнее волновалась, чувствовала, как по телу растекается приятное ощущение близости. Не физической, нет, хотя его прикосновения… она не думала, хотелось вернуть тепло. Именно поэтому наклонилась, касаясь его горячими губами. Легко, невесомо, словно боясь потерять грань, разрушить их отношения. Это ведь выходило за рамки, так же, как и все его прошлые поцелуи. Но этот был ее.

– Ты дрожишь, – Роберт заправил ее волосы за уши, вернул поцелуй. – Выдохни.

Казалось, он видел ее насквозь, чувствовал каждое колебание, каждое ощущение, знал, что делать. И Ани, краснея, опустила лицо.

– Мистер Лоуренц передал тебе свежих булочек с корицей. Ты ведь любишь.

Она поставила поднос, боялась, что не так поймет, но это глупость… он слишком заботливо смотрел.

Не хотелось разрушать этот момент: нежности, тепла, его мягких, но не обязывающих прикосновений. И, к счастью, Роберт это понимал. Улыбнулся, отпил немного чая, взял булочку. Они просто молчали. Вместе. Аннетт ценила эти паузы, то, что все оставалось под вопросом, без обещаний, слов… сейчас понимала, почему Роберт никуда не торопился, почему в нем всегда оставался контраст между проявлением эмоций и, как ей казалось, безразличием. Он просто не давил, давал время. И себе, и Ани… чтобы понять свои чувства, принять их, не принимать скорых решений. Так не будут жалеть. Так будет осознанно. А пока есть время.

В дверь постучали. Но стук не разрушил волшебство. Просто заставил вздрогнуть от неожиданности.

– Ани, пора открывать прилавок. Пойдем. Роберту нужен отдых. Чем больше будет спать, тем быстрее восстановится.

Пришлось уйти. Но с теплым ощущением внутри. Аннетт спускалась на первый этаж, слегка улыбаясь и прикладывая пальцы к губам.

– В блокнот записываешь продажи и суммы, упаковка здесь, хлеб я разделил стандартно. Посетителям дополнительно не нарезаем, ты одна, работать весь день, Роберт отойдет – будет помогать, а пока так. Если что, я внизу.

Он поправил воротник ее платья, похлопал по плечу, демонстрируя свою поддержку, и оставил.

Из-за постоянно открывающейся двери в пекарню влетал приятный аромат дождя. Легкая прохлада помогала не уснуть, ведь за прилавком было тепло и так ароматно пахло выпечкой. Аннетт любила ее. Этот запах напоминал детство. Если бы ее спросили, чем пахнет счастье, она с уверенностью ответила бы, что пекарней.

За стеклом лежали свежеиспеченные булочки с корицей, несколько пирогов: два яблочных, один вишневый и три картофельных. Любимого пирога Молли не было. Молли… Ани тяжело вздохнула, вспоминая о подруге. Не стала спрашивать, почему в этой реальности ее не было с ними. Видимо, так нужно.

Она боялась узнать, что светловолосая, жизнерадостная Мол затерялась в многочисленных домах, смешалась с толпой безликих людей, исчезла в осеннем тумане обыденности, обывательского, слишком серого образа жизни. Это была бы не она. Нет.

После короткого звона колокольчика в пекарню вошли девушка и грузная женщина. Последняя поправила ворот странного темно-зеленого костюма, который сидел на ее фигуре достаточно нелепо. Это был один из тех случаев, когда модная вещь совершенно не подходила: цвет добавлял возраста, подчеркивал синяки под глазами и придавал кудрявым волосам, небрежно уложенным, причудливости. Посетительница бегло осматривала прилавок, пока Аннетт отпускала остальных покупателей. Небольшие глаза щурились, внимательно выбирали товар. Здесь, среди уюта и спокойствия, женщина, казалось, старалась разлить флакон с недоверием и плохим настроением.