Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - Руслан Григорьевич Скрынников

Ни А.А. Оленин, ни Н.И. Гончарова не желали иметь зятем картёжного игрока. Увлечение Пушкина картами не было для них секретом.

Обладая необузданным темпераментом, поэт питал страсть к азартной игре. Никакая игра, писал приятель поэта Ал. Н. Вульф в дневнике, «не доставляет „столь живых и разнообразных впечатлений, как карточная…“ Это я слыхал от страстных игроков, напр., от Пушкина (поэта)… Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей»323.

Страсть к банку! Ни любовь свободы,

Ни Феб, ни дружба, ни пиры

Не отвлекли б в минувши годы

Меня от карточной игры.

Во времена Пушкина мода на азартную карточную игру распространилась в русском обществе подобно эпидемии. Заядлый игрок князь Пётр Вяземский называл карты одной из непреложных стихий русской жизни. О «запойной» игре он говорил: «Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет своё волнение, свою драму, свою поэзию»324.

Романтическая поэтизация карт была под стать духу эпохи. За карточным столом игрок, поставив на карту всё состояние, бросал вызов судьбе, вверял себя воле случая, неких сатанинских сил. После многих фатальных проигрышей Пушкин нашёл удачный образ, символизировавший безжалостность и неодолимость судьбы, рока. Утешая Вяземского, потерявшего ребёнка, он писал: «Судьба не перестаёт с тобою проказить. Не сердись на неё, не ведает бо, что творит. Представь себе её огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит её на цепь? не ты, не я, никто»325. Обыденное сознание и литература наделяли игроков чертами демонической личности. В отличие от домашних игр типа преферанса, азартная игра не требовала особого искусства или напряжения интеллектуальных сил и подчинялась самым примитивным приёмам и правилам. Это открывало широкий простор для мошенничества и нечестной игры. Круг карточных шулеров неожиданно чрезвычайно вырос.

Игроки не рисковали жизнью, но крупная игра сопровождалась эмоциональными потрясениями, нисколько не уступавшими переживаниям воинов на поле брани. Игра, дуэль и сражение требовали от человека хладнокровия, мужества и выдержки326.

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

Однажды поэту довелось проиграть в карты рукопись – первый в его жизни сборник стихов. Опомнившись, он обратился к «лучшему из друзей моей минутной младости», «милому, беспамятному эгоисту» Никите Всеволожскому со словами: «Помнишь ли, что я тебе полупродал, полупроиграл рукопись моих стихотворений? Ибо, знаешь, игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно. …Продай мне назад мою рукопись – за ту же цену 1000»327. Поэт желал вернуть себе вместе с рукописью право на публикацию сборника. Всеволожский великодушно предложил вернуть рукопись за 500 рублей, но поэт не согласился принять жертву. Из-за проигрыша и долгой переписки сборник вышел в свет с большой задержкой.

По возвращении из ссылки Пушкин получил от журнала «Московский вестник» 1000 рублей. Деньги целиком пошли на оплату карточного долга328.

Благородное российское шляхетство медленно разорялось. Дворяне закладывали и перезакладывали поместья. Их опутывали казённые и прочие долги. Азартные игры создавали угрозу благополучию дворян и казённой выгоде одновременно. Казино и рулетка были запрещены в пределах Российской империи. Секретная полиция держала под неусыпным наблюдением дома, служившие центрами картёжной игры.

Жандармы доносили правительству в 1827 г., что Пушкин принят во всех московских домах и, «как кажется, не столько теперь занимается стихами, как карточной игрой»329. В Петербурге поэт посещал дачу Завадовского, где шла большая игра. Профессиональные игроки Шихмаков и Остолопов приходили к нему для игры на квартиру330. В 1828 г., вспоминал Ксенофонт Полевой, он ежедневно посещал поэта в гостинице Демута и нередко заставал его за карточным столом, «обыкновенно с неведомым мне господином»; «…он вёл довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух!»331 В 1829 г. к Бенкендорфу поступил донос, что Пушкин готовится ехать на Кавказ ради картёжной игры: «…это путешествие устроено игроками, у коих он в тисках. Ему верно обещают золотые горы на Кавказе, а когда увидят деньги или поэму, то выиграют, и конец»332. Во время поездки Пушкин дал себе зарок не садиться за карты, но не в силах был противиться страсти и проиграл сначала 1000, а затем ещё 5 000 рублей из занятых денег333.

Англичанин Томас Рейке, видевший поэта за игорным столом в декабре 1829 г., передаёт слова, сказанные им в азарте: «Я бы предпочёл умереть, чем отказаться от игры»334. В 1829–1830 гг. Пушкин попал «в сети» к московским игрокам Огонь-Догановскому и Жемчужникову. По донесению тайной полиции от января 1830 г., дом первого из них считался главным притоном для московских игроков. У Догановского «игорные дни назначены и сам хозяин мечет банк»335.

После 1829–1830 гг. Пушкин чрезвычайно сблизился с П.В. Нащокиным, одним из самых известных московских карточных игроков. В полицейском списке картёжников за 1829 г. на первом месте фигурировал граф Ф. Толстой-Американец, на 22 месте – Нащокин, «игрок и буян»336. Описывая быт Нащокина, Александр Сергеевич писал в 1831 г.: «С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы»; «…как можно жить, окружённым такою сволочью?»337

Уже после свадьбы поэта Языков писал в письме брату, что Пушкин «приезжал сюда для картёжных сделок и находился в обществе самом мерзком, между щелкопёрами, плутами и обиралами. Это всегда бывает с ним в Москве»338.

Играя с подобной публикой, Пушкин постоянно оставался в проигрыше. За карточным столом плутовали не только профессиональные игроки, но и люди из высшего общества. Нащокин описал эпизод, имевший место в 1835 г. Поэт явился к троюродному дяде, князю Н.Н. Оболенскому с просьбой занять деньги. Князь денег не дал, но предложил играть пополам. Пушкин принял вызов, рискуя наделать новые долги. Оболенский выиграл много денег. Когда проигравший ушёл, «Оболенский стал отсчитывать половину денег племяннику, сказавши: „Каково! Ты не заметил, ведь я играл наверное!“ Поэт пришёл в ярость и, бросив деньги, в которых крайне нуждался, пулею вылетел из квартиры»339. Пушкин был человеком чести. Всякие отступления от законов честной игры он отвергал с презрением.

Проигрыши сопровождались упадком духа, утратой душевного равновесия. Ведя отчаянную игру, Пушкин мечтал о тихой пристани семейной жизни, которая избавит его от привычек холостой жизни.

Историю своих карточных дел Пушкин изложил кратко, но достаточно точно в переписке с адъютантом Бенкендорфа М.О. Судиенко, партнёром по карточной игре. В январе 1830 г. он жаловался приятелю: «Здесь у нас мочи нет скучно: игры нет, а я всё таки