Конкистадор - Висенте Бласко Ибаньес

Менее удачливый, чем Бастидас и другие конкистадоры, вернувшиеся с жемчугом, Пинсон смог загрузить на борт лишь кампешевое дерево, и по прибытии в Испанию всем его имуществом завладели кредиторы.

Хуан де ла Коса также старался не упоминать о тайной экспедиции вместе с Америко Веспусио на север от пресловутого Верагуа, о котором столько говорил Колумб; однако по некоторым оброненным фразам Куэвас заподозрил, что и она не обошлась без знаменитого штурмана.

Судя по благосостоянию де ла Косы, он, видимо, участвовал и в других секретных экспедициях.

Добившись справедливости в Испании, и Бастидас, и Хуан де ла Коса вернули большую часть того, что добыли в путешествии, но несомненно в дальнейших экспедициях, совершенных в тайне, они получили куда больше золота. Подозрение вызывало и знание новых земель, с точностью указанных на карте штурмана, хотя в тех местах еще не побывала ни одна официальная экспедиция. Он был мореплавателем-реалистом, опирающимся лишь на конкретные факты, и не строил на их основе фантастических конструкций.

Опытный мореход трезво оценивал действительность и потому лишь с сожалением улыбался, когда слышал фантазии адмирала. Хуан де ла Коса считал, что Колумб далеко отстал от всех тех, кто занят поиском новых земель среди тайн пустынных морей.

– Он так ничему и не научился и ничего не выбросил из своей головы, – сказал однажды штурман, беседуя с Куэвасом и Охедой.

Тем самым он хотел сказать, что все открытия, сделанные как им самим, так и другими мореплавателями, не научили Колумба ничему новому и не заставили его забыть всю бредовую географию, почерпнутую им у Марко Поло и Мандевилля,[16] и не поколебали его веру в то, что это – Азия. Те же, кто смотрел на все это без всяких причуд богатого воображения, имели точное представление о новых землях.

Колумб, этот романтик моря, к старости совсем повредился умом и, растворившись в своих фантазиях, понимал уже меньше, чем большинство рядовых опытных капитанов. К тому же в Испании ученые все чаще высмеивали азиатские химеры адмирала и его идеи об империи Великого Хана, утверждая, что все открытые земли – это новый мир. Но дон Христофор продолжал цепляться за свои иллюзии и объявлял невеждами тех, кто ставил под сомнение его рассказы. Лишь он один знал правду.

Хуан де ла Коса ухмылялся, когда слышал и о превосходстве адмирала в морских делах. Колумб в своей безграничной гордыне, находясь в море, всегда был уверен в том, что лишь он один владеет секретом правильного курса.

– Ему кажется, что только у него есть глаза, а все те, кто его сопровождает, – либо совсем слепые, либо наивны как дети.

Дон Христофор, беседуя в доме Овандо с Хуаном де ла Косой, – единственным штурманом, которого он считал достойным внимания, – хвастался, что держит в секрете путь к богатейшим землям Верагуа. Никто, кроме него, не знает, как туда вернуться. Ради этого он изъял и уничтожил все записи и документы любого рода, которые видел в руках штурманов и моряков. Но де ла Коса знал, что Поррас и некоторые другие участники того плавания без труда нанесли на карты маршрут адмирала.

Из каждого плавания адмирал возвращался с новой победоносной золотой мечтой, и последняя всегда была лучше всех предыдущих.

– Вернувшись в Испанию из первого плавания, – продолжал рассуждать знаменитый штурман, – мы привезли весть об открытии Сипанго с «крышами из золота». Во втором плавании открыли, что Куба – материк, та точка, где начинается и заканчивается Азия, в зависимости от того, приезжаем мы туда или уезжаем. В третьем я не был, но, исходя из рассказов дона Христофора, он прошел рядом с раем земным и увидел одну из рек, спускающихся оттуда, а сейчас, в четвертом, он открыл истинные копи царя Соломона и остановился лишь в нескольких днях пути от устья Ганга. Все это может оказаться верным, если на то будет божья воля; однако меня вполне устроит, если там просто окажется так много «золотых зеркал», которые носят люди Верагуа, как он о том рассказывает. Если шахты в тех местах дают больше металла, чем здесь, то меня ни на грош не волнует, Соломоновы эти копи или нет.

Окрепнув физически после отдыха в Санто-Доминго, адмирал отбыл в Испанию; он чувствовал себя вполне поправившимся, и его воображение вновь обрело прежнюю силу.

Уехав с острова, этот сеятель золотых иллюзий оставил после себя сверкающий призрак Верагуа, последнего компаньона тех считанных дней, что судьба отмерила ему. В Санто-Доминго все вдруг заговорили об этих землях «золотых зеркал» рядом с Индией, где люди ездят на лодках и ходят одетыми. Даже самые недоверчивые и благоразумные почувствовали притяжение очарования Верагуа, древнего Золотого Херсонеса, где можно обнаружить кучу золота и нет необходимости работать, чтобы добывать его. Это были те же иллюзии, что и в первом плавании, которые этот гениальный мечтатель незадолго до своей смерти вновь возродил в умах людей.

Когда до Санто-Доминго дошла весть о кончине адмирала, Охеда загорелся желанием отправиться в Верагуа. Кто-то должен был завоевать эту золотую землю, а он, как и многие другие, знал о неприязненном отношении короля Фердинанда к амбициозным и неугомонным Колумбам, особенно после их наглого поведения во время правления на Эспаньоле.

Ревность и уязвленное самолюбие сделали и без того болезненное пребывание Охеды в Санто-Доминго еще более мучительным. Одновременно с губернатором Овандо на остров приехал друг его юности Диего де Никуэса. Невысокий, как и сам Охеда, и такой же сильный и ловкий, он был великолепным наездником и мастером фехтования; дерзкий в своих планах, но более благоразумный и основательный в их подготовке, чем Рыцарь Пресвятой Девы.

Ко всему прочему он был прекрасным музыкантом, играл на виуэле и превосходно исполнял те романсы, которые так ценились женщинами и возвышали Диего в их глазах. Никуэса происходил из богатой семьи, что также давало ему преимущество перед другом, простым искателем приключений.

Все эти различия привели к тому, что их отношения испортились. Уединенно живший в Санто-Доминго Охеда благодаря своим рискованным экспедициям высоко ценился среди воинов, в то время как городская знать относилась к нему с пренебрежением, поскольку он был беден, и дону Алонсо было невыносимо видеть, что Никуэса занимает куда более важное положение среди самых влиятельных людей колонии, является другом губернатора и потому получает всевозможные привилегии.

Сколотивший состояние на своих землях в Испании Диего де Никуэса за несколько лет пребывания в Санто-Доминго приумножил свое богатство, поскольку его деньги и поддержка Овандо позволили ему совершить ряд выгодных приобретений. Его авторитет и состояние были столь значительными, что жители Санто-Доминго направляли его в Испанию в качестве своего представителя, чтобы хлопотать по поводу положительного решения тех или иных вопросов колонии.