Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

Заклат улыбнулся:

— Дозволит ли мне господин управляющий проучить виновных?

Габаль понял, что настал решающий момент. Он повернулся к ханум и отчаянно проговорил:

— Госпожа! Я вынужден буду присоединиться к своим родственникам и находиться в заключении вместе с ними, разделив их судьбу.

Потеряв самообладание, Хода всхлипнула:

— Горе мне!

Габаль опустил голову, но обострившиеся чувства заставили его взглянуть на Заклата. Тот расплылся в омерзительной улыбке и презрительно поджал губы.

— Выбора нет! — сказал Габаль с сожалением. — Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

Аль-Эфенди бросил на него жесткий взгляд и спросил: — Нужно внести ясность. Ты с нами или против нас?

Габаль ответил с грустью, понимая, что порывает со своей прежней жизнью:

— Я воспитан вашей милостью, и я не могу встать против вас. Но мне стыдно бросать своих родных на произвол судьбы и прятаться за вашу спину.

Заламывая руки в агонии, предчувствуя конец своему материнству, Хода обратилась к Заклату:

— Уважаемый! Давайте отложим этот разговор!

Заклат поморщился, будто его лягнули копытом в лицо. Он посмотрел на аль-Эфенди, ханум и пробурчал:

— Неизвестно, что будет твориться на улице завтра!

Аль-Эфенди старался не смотреть на жену.

— Ответь мне, Габаль, ты с нами или против нас?

Гнев управляющего нарастал, пока он не потерял самообладание и не закричал, уже не требуя ответа:

— Либо ты остаешься с нами как один из нас, либо убирайся к своей родне!

Габаля охватила ярость, особенно когда он увидел, насколько эти слова понравились Заклату, и он решительно заявил:

— Вы выгоняете меня, господин, и я уйду.

— Габаль! — в муках вскричала Хода.

— Вот он во всей красе перед вами! — ядовито заметил Заклат.

Габаль нетерпеливо поднялся и твердыми шагами направился к выходу. Хода вскочила, но аль-Эфенди вцепился в нее. Габаль уже исчез. Порыв ветра с улицы качнул штору, хлопнули ставни. В зале воцарилась атмосфера напряженности и подавленности.

— Необходимо действовать, — тихо проговорил Заклат.

Однако Хода, потерявшая разум, упорствовала:

— Нет! Пусть остаются на осадном положении. И смотри, пальцем Габаля не тронь!

Заклата эти слова ни капли не рассердили, так как уже ничто не могло отравить вкус его победы. Он вопросительно взглянул на управляющего.

С кислой миной тот ответил:

— Поговорим об этом в другой раз.

Габаль окинул печальным взглядом сад и приемную, вспомнил трагедию Адхама, которую каждый вечер он слушал под аккомпанемент ребаба, и направился к воротам. Стоявший там привратник спросил его:

— Почему вы снова идете на улицу, господин?

Габаль нехотя ответил:

— Я ухожу, чтобы уже никогда не возвращаться сюда, дядя Хасанейн!

От неожиданности привратник открыл рот и с тревогой посмотрел на Габаля.

— Из-за Хамданов? — лаконично спросил он.

Габаль молча опустил голову.

— Не могу поверить. И как только ханум тебя отпустила? Господи, как же ты будешь жить, сынок?!

Габаль переступил порог, и его взгляду предстала улица, кишащая отбросами, людьми и животными.

— Как все на нашей улице, — ответил он.

— Ты не создан для этого.

Габаль растерянно улыбнулся.

— Лишь слепая случайность выдернула меня отсюда.

Он удалялся от дома, слыша, как привратник советует ему не навлекать на себя гнев надсмотрщиков.

Вот перед ним раскинулся шумный квартал с его пылью, кошками, мальчишками и лачугами. Только в этот момент он осознал, какой поворот произошел в его судьбе, подумал о тех тяготах, которые его ожидают, и о потерянных теперь уже благах. Однако гнев затмил его страдание, и с ним не шли ни в какое сравнение ни цветы, ни птички, ни материнская ласка. Неожиданно ему повстречался надсмотрщик Хамуда, который сказал, ехидно посмеиваясь:

— Вот бы применить твою силу против Хамданов!

Не оборачиваясь на его слова, Габаль направился в один из больших домов, которые принадлежали его роду. Он постучал. Хамуда догнал его и удивленно спросил:

— Чего тебе здесь надо?

Габаль ровным голосом ответил:

— Я возвращаюсь в свою семью.

Узкие глазенки оторопевшего Хамуды расширились: он не мог поверить в услышанное. Заклат, который уже покинул дом управляющего и шел к себе, заметил их.

— Пусть входит, — крикнул он Хамуде. — Если выйдет, я его живьем закопаю.

Изумление сошло с лица Хамуды, и вместо него появилась глупая злорадная улыбка. Габаль продолжал стучать в дверь, пока жильцы, а также соседи не пооткрывали окна и не высунулись Хамдан, Атрис, Далма, Али Фаванис, Абдун, поэт Радван и Тамархенна. Радван спросил с усмешкой:

— Что угодно господскому сыну?

— Ты с нами или против нас? — спросил Хамдан.

— Его прогнали, вот он и просится обратно к своим грязным родственникам! — прокричал Хамуда.

— Тебя действительно выгнали? — нетерпеливо переспросил Хамдан.

— Откройте дверь, дядя Хамдан! — тихо проговорил Габаль.

Тамархенна издала радостный крик:

— Твой отец был хорошим человеком, а мать честной женщиной!

— Поздравляю: так отзывается о твоих родителях шлюха! — вставил Хамуда.

— А что твоя мать? Веселые ночки в султанских банях проводила? — рассердилась Тамархенна.

Она поспешила захлопнуть окно, и камень, пущенный Хамудой, со стуком ударился о ставни, что вызвало ликование мальчишек, прятавшихся по углам. Дверь открылась, и Габаль вошел навстречу влажному воздуху, который оказался непривычно затхлым. Родственники встретили его объятьями и наперебой приветствовали добрыми словами. Однако теплая встреча была испорчена ссорой, доносившейся из дальнего угла двора. Даабас накрепко сцепился с неким Каабальхой. Габаль подошел к ссорящимся и протиснулся между ними.

— Вы ссоритесь, когда они держат нас взаперти?! — спросил он строго.

Прерывисто дыша, Даабас ответил:

— Он стащил кастрюлю картошки с моего окна.

— Как тебе не стыдно! Ты видел, как я воровал? — закричал Каабальха.

— Чтобы заслужить милость Всевышнего, вы должны быть милосердны друг к другу! — прикрикнул на них Габаль.

Но Даабас был настроен решительно.