Мужлан и флейтистка - Екатерина Вильмонт

– Да, мама, надо… Очень надо! Только пусть Сашка сначала ляжет.

– Ты права. Ужинать будешь?

– Не хочется.

– Ирка, у тебя что-то случилось?

– Потом, мама, потом!

Августа Филипповна испугалась. Но не стала приставать с расспросами. Наконец Сашка улегся. Бабушка заставила его еще выпить молока с медом, чувствовала, мальчик вряд ли быстро уснет, поцеловала на ночь, погасила свет и ушла на кухню.

– Ну, Ирка, что стряслось?

– Мама…

– У тебя завелся кто-то другой?

– С чего ты взяла, мамочка?

– Можно подумать, я тебя не знаю! Я сразу поняла – сегодня ты испугалась, что Сашка согласится уехать… Кто он? Говори сейчас же! Надеюсь, не Карякин?

– Да какой там Карякин! – в раздражении воскликнула Ираида. – Мама, мамочка… он такой… Я люблю его, я с ума схожу… И он хочет познакомиться с моей семьей…

– Да кто он такой? Откуда взялся? Он из вашего театра?

– Нет, он к театру никакого отношения не имеет. Он вообще из Москвы, он… доктор технических наук… занимает какой-то большой пост… Вроде бы он имеет дело со строительством газопроводов.

– Господи помилуй, где ты его взяла?

– В Москве. Мы совершенно случайно познакомились… И между нами… вспыхнуло…

– Он женат?

– В разводе.

– А дети у него есть?

– Есть. Дочка, на год младше Сашки, кстати, тоже Александра… Но там сложные отношения…

– Это к нему ты с утра пораньше умчалась?

– К нему, мамочка, к нему.

– А как его зовут?

– Федор Федорович. Свиридов.

– Ну, если он доктор наук, значит не молодой…

– Сорок шесть.

– Ирка, староват он для тебя… – поморщилась Августа Филипповна.

– Да что ты, мамочка, он лучше всех молодых…

– Он сделал тебе предложение?

– Предложение? Нет, предложения не делал, но сказал, что ему важно познакомиться с моей семьей…

– Ну, это, конечно, хороший признак, но… И что, если он все же сделает предложение, ты согласишься перебраться в Москву?

– Соглашусь, мама, соглашусь… За ним я готова хоть на край света!

– Поразительно… И давно ты его знаешь?

– Не очень, но какое это имеет значение?

– А у тебя есть его фотография?

– Есть!

Ира достала телефон и показала матери фотографию Федора Федоровича.

– Ирка, он даже довольно интересный, но совершенно тебе не подходит! – вынесла вердикт Августа Филипповна.

– Не подходит? Почему?

– Потому что ты такая… утонченная, что ли, а он… мужлан! Типичный мужлан! С Виктором вы куда более гармоничная пара.

– А я не хочу такой гармонии! Я хочу быть с мужланом!

– Понимаю. Это страсть. Но страсть быстро проходит, поверь мне. И мой тебе совет, если уж тебя так припекло… Соглашайся на предложение Виктора, а до конца учебного года постарайся удовлетворить эту страсть. И волки будут сыты, и овцы целы.

Ираида с изумлением взглянула на мать. Такие речи были несвойственны Августе Филипповне.

– Сашке нужен родной отец! И хватит разговоров, пора спать, завтра у тебя утренник.

Августа Филипповна решила выпить таблетку снотворного, чувствуя, что молоко с медом сегодня вряд ли подействует.

Ираида категорически отказалась и от молока, и от снотворного. Ей хотелось остаться одной и по минутам вспоминать сегодняшнюю встречу. Но она так устала, что вскоре уснула каменным сном.

Федор Федорович возвращался в Москву утренним «Сапсаном». Хотел сегодня еще поработать с кое-какими документами, но не был уверен, что это получится. Он был в смятении. Я сказал ей, что хочу познакомиться с ее семьей… А хочу ли я этого на самом деле? Он прислушался к себе. Да, пожалуй, хочу. Да, безусловно. Мне кажется, моя жизнь, наконец, обретет смысл. И уют. Я видел, как вела себя Ира во время обеда в номере. Как расставляла тарелки и блюда на столе. В этом было что-то бесконечно женственное и уютное. Уже так хочется уюта… А я живу категорически неуютно. Да и в прежней семье этого тоже не было. Я лучше всего чувствую себя в квартире Елизаветы Марковны. Этот староинтеллигентский уют так ложится на душу… У моей приемной матери было так же уютно, а с тех пор… И мне кажется, у Иры это есть, по каким-то неуловимым признакам кажется… А уж в постели ей вообще нет равных… После такой бешеной страсти так уютно будет засыпать с ней. Черт, а может все дело именно в страсти? А все остальное я просто придумал? Сам черт ногу сломит. Ладно, поживем-увидим. Интересно, а как отнесся бы к таким переменам мой Апельсиныч? Сердце Федора Федоровича наполнилось нежностью. Он безумно любил свою собаку.

Едва хозяин открыл дверь, как Апельсиныч учуял запах той тетка, которая тут расхаживала по квартире в рубашке хозяина. Ему это не понравилось. Он ревновал. Значит, он бросил тут меня, а сам поехал к ней? Мне это совсем не нравится.

– Федор Федорович, вы приехали, я тогда пойду. Обед и ужин я сготовила, с собакой погуляла.

– Спасибо вам огромное, Татьяна Андреевна. Что бы мы с Апельсинычем без вас делали! Вот, я вам привез из Питера шоколад.

– Спасибо, Федор Федорович, вы меня балуете.

– Так и вы нас с Апельсинычем балуете, так вкусно кормите, – улыбнулся Федор Федорович.

А Татьяне Андреевне стало нестерпимо жаль этого здоровенного мужика. Такой хороший, добрый, да и интересный очень, а вот поди ж ты, совсем одинокий…

Апельсиныч немного пообижался для виду, но долго не выдержал и облизал хозяину лицо.

– Ах ты мой милый, ты скучал? А почему ты не обижался, когда я на два дня летал в Сургут? А тут и суток не прошло? В чем дело? Хотелось бы понять, брат! Ну да что с тобой делать, не умеешь ты разговаривать… Только знай на будущее – я тебя очень-очень-очень люблю и ты мой самый лучший друг!

И хозяин поцеловал Апельсиныча в нос. Тот как будто бы все понял и радостно взвизгнул, покрутился на месте и улегся у ног хозяина. Мир был восстановлен.

Когда после воскресного утренника Ираида вернулась домой, там был только Сашка. Августа Филлиповна ушла на рынок.

– Мам, надо поговорить! – заявил Сашка.

У Ираиды замерло сердце.

– Давай, Сашок, поговорим.

– Мам, ты сядь, разговор серьезный.

Ираида послушно опустилась в кресло. Кивнула.

– Слушаю тебя, Сашок!

– Мама, скажи честно, у тебя что-то изменилось в жизни?