Цифраторий - Степан Кайманов

Он глубоко затянулся, хрипло кашлянул и вернулся к столу, хватая ручку, лежащую поперек тетради.

«Думаю, все это время Уоткинс двигался в правильном направлении. Мне кажется, он находился в шаге от разгадки, и добился бы того, чего хотел, если бы не скончался. И, конечно, если бы у него было то, что теперь есть у меня.

О, мой глупый, простодушный посетитель… Он понятия не имел, с чем сегодня расстался со счастливой улыбкой на лице. Впрочем, его сложно в этом винить. Для него наноиды с его подбородка ничем не отличаются от каких-нибудь вошидов. Но это далеко не так. Совсем не так! Попробуйте-ка заставить вошидов, скажем, постричь вам ногти. Ничего у вас не выйдет. Потому что они созданы для того, чтобы чистить зубы, брить щеки и мыть волосы на голове. Они ограничены — рождением, функциональностью и ореолом обитания. Их не переделать. В отличие от… Безусловно, я пока не во всем уверен. Необходимо будет все тщательно рассчитать, поднять старые архивы. Но я точно знаю, что когда-то во время войны такой трюк уже проделывали. Осталось достать программатор и немножко их подрессировать. Завтра этим и займусь».

За окном кабинета тихо лежало теплое и светлое утро среды.

Клиент сегодня был всего один, и Виктор не знал, чем себя занять до его прихода. Он слонялся без дела, от стола до зеркала, от зеркала до стола, и всякий раз замечая свое счастливое отражение, принимался ощупывать подбородок, очищенный от колонии наноидов.

Его переполняла вселенская радость, и он ее не скрывал, улыбаясь сам себе. Казалось, будто кто-то выбил из него невидимую заглушку, и через возникшую дырку вытек весь негатив — та гремучая смесь из страха, волнения и раздражения, которая вчера окутывала его с головы до ног и заставляла тянуть руку к бутылке виски.

— Пру-м, пурум. Прум-пурум, — напел он под нос, поглаживая чистый подбородок и гладко выбритые щеки.

Вспомнилась Аманда. Она обожала гладить его по лицу, нежно брала его в ладони, словно хрупкий цветок, а затем целовала в губы.

Сделка прошла удачно. Тысячи лайков и за посредничество при продаже скота, и за выписанное направление на шэллтерпапию, и за предстоящий сеанс гипноза упали на счет, согревая душу и предрекая качественную оцифровку.

Он будет помнить все, в деталях, в мелочах. Приятный женский голос в голове, сообщивший о пополнении счета. Легкий завтрак, все еще катающийся сладостью на языке. Крупные слезы, текущие по щекам шизофренички из Гринвуда. И даже боль, с которой наноидная колония слетела с подбородка в прокуренной лаборатории Института транспорта и коммуникаций. Ничего не забудется. Ничего проклятое время не перемелет в прах, вращая острые стрелки часов.

Его цифровая, первосортная проекция не станет бледной тенью оригинала, жалкой копией среди других таких же жалких копий. Он явится к… Аманде таким, что она совсем не заметит разницы. Он будет прежним, живым. И произнесет те самые слова — простые, правдивые и чудесные. А потом еще скажет, что больше никуда не уйдет и останется с ней… навсегда.

В дверь постучали, и Виктору почудилось, что даже стук, раздавшийся секунду назад, будто прозвучал по-особенному. Спокойно, приятно, почти мелодично. Словно кто-то умело бил по маленькому барабану легкими палочками.

Окрыленный Виктор дотанцевал до двери, вальсируя с невидимым партнером, и радушно пригласил кавенов. Будь он проклят, сегодня его улыбка была настоящей и искренней, излучая теплоту и доброту. А не как обычно… Гипноз, всего лишь сеанс гипноза перед фьюжином — нет ничего проще.

На Анне было платье цвета пыльной розы, в ушах поблескивали золотые серьги с мелкими рубинами. Муж ее по-прежнему напоминал медведя, который, впрочем, уже ни капли не смущал своими лапищами и суровым взглядом. Он, как и прежде, был одет в клетчатую мятую рубаху и потертые джинсы.

— Мартин… — только начал Виктор, но бородатый кавен его прервал.

— Мне уйти? — спросил он, явно не желая оставлять свою несчастную супругу.

— Прошу вас, подождите за дверью. Сеанс не займет много времени, — пояснил Виктор и повернулся к Анне. — А вы пока присаживайтесь. Постарайтесь расслабиться, прогнать все посторонние мысли о повседневной суете. Дышите полной грудью и ровно.

Виктор медленно закрыл дверь, краем глаза увидев, как Мартин прислонился к стене напротив его кабинета и понурил лохматую голову.

— Мне бы хотелось узнать, как это будет происходить? — спросила Анна, утопая в кресле.

Ее зеленые глаза горели яркими звездами, по щекам стелился розоватый румянец — как будто в тон ее длинного платья, которое почти до щиколоток прикрывало ноги, видимо, чтобы скрыть увечье. Она перестала походить на затравленного, бедного зверька.

— Ну-у, — протянул Виктор, устраиваясь за столом. — Я вас загипнотизирую. Скажем так, прикажу вашему демону выплеснуть свою злобу в тот момент, когда вы окажитесь в Шэлл Сити. И он уйдет следом за своей злобой, оставив вас в покое.

По крайней мере, я на это очень рассчитываю, — подумал он.

— Я хочу знать! — неожиданно громко, твердо и грубо произнесла она, словно требовала от своего мужа-медведя раскрыть подробности какой-нибудь интрижки. — Что там произойдет?

Такой бурной реакции Виктор не ожидал. Во время всех встреч Анна никогда не выглядела безумной. И он почти забыл, что перед ним сидит самая настоящая шизофреничка, склонная к насилию. Демон Анны впервые показался в реальности, вылез наружу из мрака сознания, почуяв, что от него пытаются избавиться.

До последней секунды Виктор надеялся, что ему не придется заводить этот неприятный разговор, поясняя суть процедуры. Он представил себя на месте темного кавена, и понял, что мигом бы усвистал из кабинета кровожадного психолога, если бы услышал подробности фьюжина без прикрас. По сути дела, там, под куполом, Анна должна была убить несколько шэллов, чтобы наконец-то выпустить свою дремлющую ярость на волю, которая изводила ее в реальном мире. Трем отражениям, детей и мужа, суждено было погибнуть от рук собственной матери, подхватившей СИПРО. Но как это объяснить кавену, избегая острых углов и по возможности не упоминая слова «смерть», «дети» и «убийство»?

— После того, как я вас… закодирую, настрою вашего демона на нужную волну, вы… э-э утилизируете несколько шэллов. Только и всего.

Виктор покивал, удовлетворенный звучанием бесцветной фразой собственного исполнения. Ему она показалась весьма удачной. Но настырная Анна не сдавалась, решив проникнуть еще глубже.

— Утилизирую? То есть…

— Вы все правильно поняли. Не нужно произносить то, что вы хотели произнести. В Лост Арке мы называем это утилизацией.

Они замолчали. Виктор видел, как в ней заворочалось сомнение. Бегающие глаза, эти ерзания в кресле, словно оно вдруг стало жестким и неудобным. Нужно было действовать немедленно.

— Послушайте, — начал он спокойно, желая предотвратить побег пациентки. — Сейчас ваш демон нашептывает вам, чтобы вы отказались от фьюжина. Он боится. Понимает, что если вы решитесь, то проиграет. Навсегда останется где-то там, далеко от Гринвуда, под высоченным куполом. Но вы не должны его слушать. Прежде всего, вы должны думать о своих… детях. О своем выздоровлении. И больше ни о чем.