Обольстительная герцогиня - Эмили Брайан

– Возможно, это правда, если выбираешь себе жену сам, – согласился Трев, первый раз задумавшись, что сказала бы герцогиня, если бы он предложил ей стать не любовницей, а женой. Герцогиня не походила на женщин, которые послушно дают свое согласие. Скорее всего она бы пристально на него посмотрела и объявила, как в первую их встречу, что «он ей не подходит».

Трев также задумался, стал бы его строгий отец другим человеком, если бы жена его прожила дольше. Мать Тревелина умерла при родах, когда ему и его брату было всего шесть лет. Его сестра появилась на свет мертворожденной. Он был уверен, что мать могла бы смягчить суровый нрав лорда Уорра, действуя как буфер между ним и сыновьями. Но она оставила их всех слишком рано. Боль потери привела к конфликтам, которые повторялись в бесконечном замкнутом круге.

– Я не скомпрометировал мисс Далримпл, – настаивал Тревелин, – и я не буду на ней жениться.

– Тогда ты не оставляешь мне выбора. – Лорд Уорр величественно выпрямился в полный рост, однако он был вынужден поднимать глаза, чтобы встретиться взглядом с Тревелином. – Если ты очернишь имя нашей семьи, я лишу тебя денежных средств. Не дам тебе ни пенса. Откажу в крыше над головой. Тебе не достанется ничего, кроме тарелки бульона, ни от меня, ни от тех, кто служит мне. Я откажусь от тебя и стану считать, что у меня нет сына. Твой брат Теобальд станет моим единственным наследником.

Трев выдержал немигающий взгляд отца несколько секунд, а потом сказал:

– Да будет так.

Он направился к двери и, обернувшись, посмотрел на графа. Ни один мускул не дрогнул на лице отца, но Тревелину показалось, что он за эти несколько секунд стал выглядеть дряхлым стариком. Если бы он только мог рассказать все отцу, если бы граф знал истинный характер работы, которой занимался Тревелин, возможно, он придерживался бы более высокого мнения о младшем сыне.

В жизни Трева была цель. Он посвятил себя сбору тайных сведений, которые помогут предотвратить ненужную войну и спасти жизни бесчисленного количества британских солдат. Но для этого ему был необходим надежный способ проверять истинность информации, а это означало, что нужно непременно найти проклятый ключ Беддингтона.

Но Тревелин не мог сказать отцу, чем он в действительности занимается дни и ночи напролет. Он не мог никому рассказать об этом. С тяжестью в груди, словно на сердце у него лежал камень, Тревелин повернулся и вышел из своего лондонского дома, в котором жил с рождения.

Он заслужил с полдюжины благодарностей за различные подвиги от высших должностных лиц, но отец был единственным человеком, одобрения которого он так жаждал.

Человеком, одобрение которого он не заслужит никогда.

– О, ваша светлость, это ужасно, просто ужасно! – запричитал мистер Уэдерби. – Вы же не можете дать ему уйти просто так.

– Не могу поверить, что он оказался настолько упрямым. – Граф на несколько секунд поднес ладонь ко лбу и закрыл глаза. – У меня устали руки. Не могу бороться с ревматизмом. Надеюсь, он передумает насчет своего поведения.

– А что, если нет?

Граф искоса посмотрел на поверенного суровым взглядом.

– Тогда придется поступить, как я и обещал, и лишить его наследства.

– Но, милорд, он же не знает. Вы никогда ему не рассказывали. Тревелин даже не представляет, чего лишается.

– Не знает, – согласился граф. – И боюсь, не узнает уже никогда.

Феликс Пелем-Смит шагнул из прокуренной темноты игорного дома в ослепляюще яркий свет раннего утра.

Холодный пот выступил на лбу. Да, нужно было остаться на маскараде проклятой мачехи. Ничего хорошего не вышло из затеи незаметно улизнуть из дома прошлым вечером и пойти в игорный дом. Он надеялся, что если сменит вист на игральные кости, то и фортуна сменит гнев на милость. Однако, очевидно, это был не тот случай.

Теперь он задолжал чертовым русским сумму, равную его содержанию за три года, а герцогиня постоянно игнорирует его просьбы увеличить его содержание. Он пытался объяснить Любову и Оранскому, что скоро получит деньга. Им просто необходимо подождать несколько месяцев, пока он не станет совершеннолетним. Проклятие, он готов был даже выплатить им любые грабительские проценты, которые они только потребуют.

Но русские не хотели ждать, и необходимо было придумать план, как достать деньги. Как можно быстрее. Или же нужно представить им Беддингтона. Вообще-то ему даже иногда казалось, что они больше интересуются Беддингтоном, нежели гинеями, которые он должен. Это Феликса абсолютно устраивало.

Самое неприятное было в том, что он никогда не мог застать этого человека, уж не говоря о том, чтобы представить его русским. Каждый раз, когда Феликс брал на себя труд доехать да верфи, чтобы выследить вечно ускользающего льва в его логове, Беддингтон, как ни странно, «только что вышел». Феликса вечно встречал помощник важного человека, мистер Шипуош, который пространно заверял его, что мистер Беддингтон вернется немного позже.

Видимо, будущему герцогу больше нечем было заняться, кроме как прохлаждаться в мрачном маленьком кабинете и ждать, когда какая-то мелкая сошка соблаговолит появиться. В самом деле, разве это не оскорбительно?

И все-таки унижение лучше физических увечий. Русские были способны буквально на все.

– Я хотел бы показать вам небольшой сувенир от последнего, кто задолжал мне большую сумму денег, – сказал Оранский.

Любов вынул из кармана банку с формальдегидом, в которой лежал отрезанный палец. Феликс испугался, что он прямо там облегчит мочевой пузырь.

– Когда-нибудь, если нам придется ждать слишком долго, Любов отрежет что-нибудь больше, чем просто палец, – обещал Оранский с жестокой улыбкой. – Но мы разумные люди, поэтому просто представьте нам мистера Беддингтона… Только чтобы нам не пришлось ждать слишком долго.

Нездоровое сочетание дыма от сигар, огромного количества алкоголя, достаточного, чтобы свалить лошадь, а также абсолютно объяснимый страх заставили Феликса согнуться напополам и излить содержимое желудка прямо в канаву. Если русские хотят порезать кого-то на куски, пусть лучше это будет Беддингтон, а не он.

Залезая в ждущее его ландо, Феликс решил, что пришло время для решительных и срочных мер.

Тревелин зашел в квартиру, которую снимал под именем Доверспайка, и переоделся в поношенную одежду Томаса. После бессонной ночи он выглядел еще более оборванным и потрепанным, чем обычно, когда переодевался в одежды Доверспайка. Было еще слишком рано для того, чтобы герцогиня работала в студии. Тревелин планировал сдержать обещание и прийти к Артемизии, словно ничего необычного и предосудительного не случилось. Но после проклятого объявления отца и ее поспешного ухода из бального зала он чувствовал, что необходимо кое-что объяснить.

Оставалось лишь надеяться, что она позволит ему сделать это.