Все наладится! - Дженнифер Чиаверини

Надо ковать железо, пока горячо, решила Донна.

– Давай договоримся: ты возвращаешься на учебу, а я больше не заикнусь про свадьбу. Если, конечно, ты не выберешь кошмарное платье, чтобы позлить сестру.

– Честно? – слабо улыбнулась Линдси.

– Клянусь! – Донна была готова зашить себе рот, лишь бы дочь училась. – И ты пообещай!

Помедлив, Линдси глубоко вздохнула:

– Обещаю!

Внутренне торжествуя, Донна поцеловала дочь в щеку; та прильнула к ней.

– Даже не знаю, как сказать Брэндону…

– Так и скажи.

– Это сложно – он такой чувствительный…

По мнению Донны, Брэндон был скорее бесчувственным. И с каких пор Линдси боится открыто высказываться?

– Это важно для тебя, а значит, и для твоей будущей семьи. Объясни ему все логически, как мы только что проговаривали. Он наверняка признает твою правоту.

Поколебавшись еще немного, Линдси решилась:

– Ладно. Скажу ему сегодня вечером. Регистрация еще не закончилась, так что я успею.

Вне себя от радости, Донна погладила дочь по волосам.

– Пойдем примерим платье.

Поднимаясь по лестнице, Донна вспомнила обещание, данное подругам на курсах. Неужели она первая начнет свой узор?

Тут ее посетила тревожная мысль: не бывает, чтоб вот так легко и сразу… Но Линдси примеряла свадебное платье и беззаботно щебетала о планах на учебу, и Донна постаралась отогнать дурное предчувствие. Дочь возвращается в колледж – уже хорошо, а там видно будет.

За время отсутствия у Меган скопилась куча работы. Вместо того чтобы сетовать на остальных членов команды, которые не захотели ее заменить, она поспешно ухватилась за предлог не думать о Кифе. И все же к субботе Меган решила взять себя в руки. Взбодрившись письмом к Донне – а заодно черкнув несколько строк Винни, Грейс и Джулии, она собралась с духом и написала бывшему мужу.

Первые два черновика полетели в корзину: слишком резкий, обвинительный тон – так она ничего не добьется. Еще пара неудачных попыток, и Меган уже собралась ему позвонить, но слышать его голос было бы невыносимо, и она отказалась от этой мысли. Значит, остается только письмо.

Загрузив стиральную машину и приготовив обед для Робби, Меган проглотила гордость и представила, будто пишет деловое письмо коллеге. На этот раз ей удалось выдержать спокойный, теплый тон без нытья и попрошайничества; хотя, если подумать, она действительно выпрашивала внимание – правда, не для себя, а для сына. Ей самой видеть Кифа нисколько не хотелось, и даже думать об этом было больно. Только бы у него хватило ума не привозить с собой новую жену!

Напомнив, что скоро начнутся занятия в школе, Меган предложила бывшему мужу приехать в День труда[3] – это было бы удобно для всех.

Отправив письмо, она попыталась выбросить эту тему из головы; очень кстати началась суета с приготовлением к школе. Неделя прошла в молчании, и Меган забеспокоилась, но два дня спустя по почте пришел долгожданный конверт. Внутри лежал чек на двести долларов, заполненный округлым девичьим почерком, с припиской: «На школьную одежду». Письма так и не было.

Вне себя от злости, Меган чуть не порвала чек. Она просила его драгоценное время, а не деньги! С другой стороны, нелогично жаловаться на крайне нерегулярные алименты, а потом отказываться их принять. Только неужели ему было трудно написать хоть строчку в ответ? Может, письмо перехватила новая жена, а он и не в курсе? На него это как-то не похоже – добровольно присылать деньги. В процессе развода Киф вел себя некрасиво, пытаясь отобрать у нее дом и машину; дом он проиграл и, судя по всему, до сих пор держал на нее зуб.

Промаявшись в нерешительности целый день, Меган отправила еще одно письмо, напомнив бывшему мужу, что День труда приближается и ей нужен определенный ответ. Если у Кифа сейчас нет возможности, Робби приедет к нему сам. Над этими строчками Меган мучилась долго: ей отчаянно не хотелось сажать сына в самолет одного – но что поделать, если нет другого выхода.

Наступила осень; Робби пошел в третий класс. Незаметно пролетел День труда, а от бывшего мужа – ни звонка, ни весточки. Меган не находила себе места от злости и обиды за сына. Хорошо хоть, она догадалась не посвящать его в свои планы!

Две недели спустя пришло еще одно письмо от Джины.

«Здравствуйте, Меган!

Надеюсь, что у Робби все хорошо в школе. К сожалению, Киф не смог приехать: я жду ребенка, и он приберегает все отпускные дни на период после родов. Может быть, Робби приедет к нам следующим летом на недельку? Заодно и познакомится с будущим братиком или сестренкой.

С наилучшими пожеланиями,

Значит, они ждут ребенка. Второго ребенка, которого так хотела Меган и которого у нее больше никогда не будет… Киф, между прочим, вышел на работу на следующий день после рождения Робби и ни разу в жизни не сменил подгузник! А теперь он, видите ли, заранее планирует отпуск, чтобы ухаживать за маленьким – а на старшего ему просто наплевать!

Минутку… А так ли это? Государственные праздники у Кифа на работе оплачивались, а значит, ему не пришлось бы брать на День труда отгул из отпуска. И еще: было в письме Джины что-то смутно знакомое: вот эти вымученные извинения за мужа она и сама придумывала много лет подряд…

Джина в положении… А ведь Киф начал охладевать к Меган как раз в то время, когда она носила Робби, и Джина, несомненно, это помнит.

Выбросив письмо, Меган искренне пожелала бывшей сопернице удачи. Если Киф не изменился, удача ей ох как понадобится…

Если бы не спасательный круг в виде новой роли, Джулия, наверное, пристрастилась бы к алкоголю или пошла бы к пластическому хирургу за свежей подтяжкой лица – премьеры осени угнетали дешевой вульгарностью комедий и нытьем мелодрам. Целыми днями она щелкала пультом, переключая с канала на канал, однако на экране мелькали двадцатилетние красавцы и красавицы, оплакивающие свою никчемную жизнь. В какой-то момент ей даже захотелось выбросить телевизор в бассейн; спасло только то, что дорогую «плазму» Джулия вырвала из когтей третьего мужа на бракоразводном процессе и намеревалась сохранить в качестве боевого трофея.

От некоторых особо бессодержательных сцен Джулию просто корежило. Ее помощница завела привычку поспешно покидать комнату при звуке включенного телевизора – даже жаловаться было некому, разве что актерам на экране, а это уже признаки старческого слабоумия. У нее и без того хватало «тараканов» в голове.

Наконец Джулия решила взяться за рукоделие. Вернувшись с курсов, она велела помощнице найти все необходимые инструменты и материалы. Поскольку ее роль подразумевала большей частью шитье вручную, аппликации она пока отложила в сторонку. Одна из инструкторов наметила для нее мотив узора «ананас» на куске небеленого муслина; и теперь, зажав в пяльцах два слоя ткани и ватин между ними, Джулия принялась прошивать их по контуру рисунка. Неделя шла за неделей, плавные движения вошли в привычку и приобрели успокаивающий размеренный ритм. Частенько она сидела в патио, наслаждаясь ароматом апельсиновых деревьев в своем поместье на вершине холма. Постепенно стежки становились все меньше и ровнее; жаль, что нельзя показать их подругам…