Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская

За ним тайно последовали агенты полиции и убедились в его отъезде. Он занял купе, а как только посчитал, что за ним уже не следят, покинул поезд с противоположной стороны. За ним следили весь день и арестовали, когда он пытался с помощью отмычки войти в номер в Hotel de Londres, занятый очень богатой дамой-англичанкой. В его чемодане были найдены клетчатые брюки, красный шарф и накладная борода – тот наряд, в котором я видела его. Он утверждал, что знал, что мы только что получили крупную сумму денег из Санкт-Петербурга. Немного ослабив защелку на наших двойных дверях, он, спрятавшись в гостиной, дожидался благоприятного момента для совершения ограбления, для чего запасся хлороформом (на случай, если понадобится им воспользоваться), и, если бы не моя собачка, у нас было бы куда более волнующее приключение, чем нам хотелось бы.

Когда линкор «Александр III» покидал Неаполь и проходил мимо нашего окна, у меня возникло какое-то странное предчувствие несчастья, но я не предполагала, что мое предчувствие реализуется менее чем через год. В японских водах все эти молодые офицеры погибнут со славой на своем же корабле, который они предпочтут скорее потопить, чем пойти в плен. Когда корабль шел ко дну, оркестр играл российский национальный гимн…

В Неаполе я впервые встретила господина Летбриджа, который впоследствии стал автором забавной книги «Германия, какая она сегодня». Господин Летбридж был в Риме с депешами для сэра Френсиса Берти, первым из Англии, кого тот принял после своего назначения на пост. Я помню, как Летбридж сказал мне весьма саркастическим тоном: «Посол наверняка завоюет популярность в Риме, если выполнит свою программу. Он хочет сэкономить, и он ненавидит черных!» Черными были, разумеется, католики.

Господина Летбриджа нам представил герцог д'Эболи Дориа. Как-то мы все ужинали у Посилипо, в ресторане на некотором удалении от города. Наша группа включала в себя герцога и герцогиню Дусмет; принцессу Кандриано, которая потом встретила свою смерть в ужасной автокатастрофе, где ее голова была целиком отрезана от тела; Артура Ламтона; мистера Крауниншеда, американского консула, сына знаменитого адмирала с тем же именем, в то время командовавшего американской Средиземноморской эскадрой; а также мистера Летбриджа.

Это был чудесный вечер, море было таким тихим и спокойным, луна лила свой серебряный свет на его воды. На темно-синем небе блестели звезды, и было такое ощущение мира и гармонии в этой среде, что нам никак не хотелось ее покидать. Время текло незаметно, и когда мы, наконец, осознали, что пора двигаться, то, к своему неудовольствию, обнаружили, что нет ни одной кареты. Идти пешком до Неаполя для меня было слишком далеко. Господа Летбридж и Крауниншед любезно вызвались отправиться на поиски какого-нибудь транспорта, но им надо было поспешить добраться до Неаполя до закрытия ресторана.

Они заключили пари, кто будет первым, и побежали. При мистере Крауниншеде был револьвер со взведенным на всякий случай курком (Неаполь небезопасен для путешественников, особенно в его окрестностях). Он споткнулся о кучу камней, которую не заметил в темноте. Револьвер вылетел и чуть не застрелил Летбриджа, который, естественно, был ошеломлен. «Мой дорогой друг, вы чуть не убили меня! – произнес он. – Зачем вы носите с собой эту штуку?» – «Ах, вы не знаете Неаполь так, как знаю я!» – ответил Крауниншед. Мой муж подарил Летбриджу трость, выгравировав на ней русскими буквами свое имя в память его спасения, и сказал: «Вы – герой!» Летбридж был очень рад подарку и, благодаря моего мужа, заметил: «Это будет моим талисманом».

Еще одна хорошая история с нашим другом Аланом Летбриджем имеет отношение к более позднему происшествию, имевшему место в Висбадене. Мой муж попросил его заказать кое-какую одежду у портных Алана в Англии, когда тот вернется к себе домой. Тот ответил: «Я в этом слабо разбираюсь. Лучше бы вы дали мне свои размеры. Сошьем побольше размером, так что, если одежда не будет сидеть, ее будет легче переделать». У моей горничной одолжили мерную ленту в ярдах, и я услышала, как вслух зазвучали замеры – тридцать четыре, двенадцать, восемнадцать и т. д. Вижу своего мужа, красного как помидор, как он пыжится вроде надутого голубя и подвергает себя какому-то ужасному обращению ради того, чтобы получить точные замеры. Наконец дело сделано, и результаты отправлены в Лондон телеграфом. Портной Каваног потом сказал Летбриджу, что князь, должно быть, сильно изменился, и с трудом поверил, что эти замеры относились к моему мужу. Но сделал все, что мог. В результате вышло, что он отлично потрудился, потому что одежда была точь-в-точь по фигуре мужа.

Летом 1903 года мы отправились из Неаполя в Берлин, где было суждено родиться моему ребенку. Мы сняли хорошую квартиру недалеко от Тиргартена. Я писала графине Меренберг, которая жила в Англии у своей дочери, графини Торби, умоляя ее найти хорошую няню для малышки. Она сразу же мне ответила, что знает одну хорошую няню, и я успокоилась. Мы наладили переписку, и вскоре графиня Меренберг написала, что няня выезжает, она наденет серое платье и будет держать в руке белый цветок, чтобы ее легко было найти на вокзале. Мы послали нашего слугу, но, к сожалению, муж в тот день что-то напутал, и наш слуга няню не нашел. Он вернулся без нее и сказал, что видел даму с белым цветком, но такой ужасной внешности, просто ведьму, что, подумав о малышке, он ее не привел!

Когда пришла настоящая няня, мисс Вайз, я ее полюбила с первого взгляда. Она была очень стройной, с большим носом с легкой горбинкой. Она оставалась с нами на протяжении семнадцати лет и ушла лишь в позапрошлом году, когда я была уже больше не в состоянии держать ее. Я скучаю по ней просто неописуемо. Она была верной и преданной нам в высшей степени.

Каждую ночь перед тем, как мне идти спать, она задавала мне один и тот же вопрос: «Княгиня, где же наша малышка? Я так скучаю по ней!» Однако в одну знаменательную сентябрьскую ночь эта малышка появилась, к нашей великой радости. Роды у меня принимал знаменитый профессор Ландау, который дважды спасал мне жизнь. Мисс Вайз спросила его утром, можно ли попудрить ребенка фиалковой присыпкой и пользоваться мылом «Винолия». Тот сказал мне смеясь, что все английские няни одинаковые! Он считал, что, если бы они жили во времена Помпеи, они бы откопали из руин фиалковую присыпку и мыло «Винолия»!

В то же время у меня была очень глупая немецкая няня, которая не понимала шуток. Профессор Ландау очень любил пошутить, так что, когда она спрашивала его, каким рационом она должна меня кормить, он отвечал: «Котлеты из «Винолии» и немного папильоток!» И та в самом деле пошла на кухню и заказала для меня это невероятное блюдо, настаивая на том, что это – по распоряжению доктора!

Великий князь Кирилл, крестный отец малышки, не смог присутствовать на крестинах, так как не хотел оставлять свою кузину, великую герцогиню Гессенскую, одну в глубокой печали, вызванной кончиной ее единственного ребенка, последней сохранившейся связи между нею и великим герцогом Гессенским. Ребенок неожиданно умер от пищевого отравления, поев устриц, когда великая герцогиня гостила у императора и императрицы в Беловежье. Внезапная смерть маленькой девочки породила всевозможные слухи, не имевшие под собой никаких оснований. Подобное отравление случилось с моим мужем в Крыму, и лишь с огромным трудом доктора смогли спасти ему жизнь. Эти устрицы особо опасны из-за ржавчины с военных кораблей, а так как устрицы, которые отведал ребенок, были из того же района, то не может быть никаких сомнений, что смерть ее была по той же причине.