Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870-1918 - Мария Барятинская

Профессор был личным врачом императрицы Фредерики – мужчина около пятидесяти лет и большой любимец фешенебельного Берлина. Он привык к ежедневному посещению пациентов в клинике, когда он говорил им несколько слов поддержки, а потом считал себя свободным. Когда он разговаривал, чувствовалось, что он слушает только самого себя и очень доволен собой. Недели шли за неделями без каких-либо улучшений в состоянии моего мужа; там действительно ощущался недостаток какого-либо внимания, которого требовали пациенты.

Поскольку приближалась жаркая пора, профессор предложил нам провести какое-то время в санатории, похожем на его собственный, но расположенный в Гольштейне. Он был известен под названием «Немецкая Швейцария» и находился в герцогстве Ольденбургском, а врачом там был человек, которого он нам рекомендовал в самых хвалебных выражениях. Место называлось Гремсмюллен, это примерно в полутора часах езды поездом от Киля, германского порта, столь любимого кайзером в дни проходивших там регат.

Мы отправились туда и нашли очень примитивный деревянный дом с дурно обставленными комнатами. Санаторий состоял из нескольких стоящих особняком вилл, из которых наша располагалась на некотором удалении от главного корпуса, куда нам полагалось ходить обедать. Так как в этой стране часто шли дожди, ходить на обед и ужин было очень неудобно, особенно по вечерам. После проведенных таким образом трех недель, убедившись, что здоровье моего мужа не поправилось, мы «выписались».

Проведя месяц в Киссингене и Бадене в великолепном санатории, принадлежавшем профессору Эмериху, который не мог многим ему помочь, мой муж почувствовал себя много лучше. Профессор был так внимателен, так любезен и ласков к своим пациентам, что добивался самых чудесных результатов. В этом санатории я увидела дотоле не известную мне сторону жизни, бездну, в которой находились морфинисты, кокаинисты и другие бедные создания, почти лишенные рассудка. Было просто удивительно наблюдать пронырливость и изобретательность, с какими они старались добыть свой любимый яд, морфин или опиум, и к каким только уловкам они не прибегали. Один молодой человек, с которого удалили почти все шрамы от иглы, которой он вводил морфин, был отпущен в отпуск домой повидаться с родными. Но он вернулся в санаторий с запасом наркотика, спрятанным в каблуках его ботинок. Было мучительно видеть пациентов в момент, когда у них отбирали их яд. Некоторые приходили и просили меня помочь им достать для них наркотики. В одном случае старая дама даже упала передо мной ниц, умоляя дать ей немного кокаина. Нужны воистину стальные нервы, чтобы находиться среди этих бедных созданий.

После двухмесячного лечения мой муж полностью выздоровел, окреп, повеселел, он отлично выглядел. Доктор Эмерих своей простой и рациональной системой действительно творил чудеса. Так как доктора решили, что моему мужу надо провести зиму в хорошем климате, мы выбрали Неаполь, так как он менее фешенебельный, чем Ривьера.

В 1903 году у нас была чудесная зима в Неаполе, хотя я не смогла принять участие во всех развлечениях, так как осенью ждала рождения своего малыша. Тем не менее я неплохо развлекалась сама по себе, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. Все в Неаполе встречали нас с распростертыми объятиями, а мы в свою очередь устраивали маленькие танцевальные вечера в Hotel de Vesuve, где остановились.

Пока мы там находились, в залив вошли два русских военных корабля; на одном из них старшим офицером служил великий князь Кирилл. Все корабельные офицеры были взяты из гвардейского экипажа, почетным командиром которого была императрица Мария Федоровна. На борту другого корабля из Алжира возвращался великий князь Борис.

В то время великий князь Кирилл был очень несчастен и находился в подавленном состоянии духа. Император не разрешил ему жениться на великой герцогине Гессенской и заявил, что, если он будет на этом настаивать, он отберет у него все его имущество вместе с высоким положением. Он и великая герцогиня были двоюродными братом и сестрой, а таким близким родственникам православная церковь запрещает вступать в брак. Кроме того, она развелась со своим мужем, великим герцогом Гессенским (братом императрицы Российской). По этим причинам император отказался дать свое позволение на этот брак, но он тем не менее состоялся в 1905 году.

Однажды мы обедали на борту линкора «Александр III», обсуждая его проблему. Я прилагала усилия, чтобы подбодрить его, и подарила ему образок Пресвятой Богоматери, заверив его, что точно знаю, что все будет хорошо. Этот образ был копией знаменитой иконы из небольшой церкви в Москве, находящейся неподалеку от Кремля, и считалось, что икона обладает чудодейственной силой и возможностью приносить счастье. Иконе поклонялись под именем Богоматери Нечаянная Радость.

Мы говорили о ребенке, появления которого я ожидала с таким нетерпением. Он спросил меня, когда ожидаются роды. Я ответила, что, полагаю, в конце сентября. Великий князь сообщил мне, что хотел бы быть крестным отцом и надеется, что дитя появится на свет тридцатого числа (по старому стилю), потому что это его собственный день рождения. Моя малышка на самом деле выполнила то, что от нее ожидалось, и родилась именно в этот день.

В честь великих князей устраивалось много празднеств, давались обеды и балы, и все были очень добры и гостеприимны. В то время приехал знаменитый французский актер Коклен Кадет, он намеревался сыграть в спектакле «Сирано де Бержерак». Я видела его отца, игравшего эту роль в Монте-Карло, и находила, что тот был великолепен. В последнюю минуту мы решили пойти на спектакль с участием его сына, но все места в театре были распроданы, правда, администраторы очень любезно отдали в наше распоряжение свою личную ложу. Она была очень маленькой, а поскольку нас было не менее десяти человек, условия оказались несколько стесненными. Мы находились близко к сцене, и Коклен, с которым мы впоследствии беседовали в отеле, рассказывал: «Меня предупредили, что в директорской ложе будут сидеть их императорские высочества, но я смеялся от всей души, увидев, что эта ложа попросту забита людьми».

На следующий вечер мне пришлось пережить неприятное происшествие. Муж мой, уехавший обедать на корабль, вернулся очень поздно и отправился спать, полностью обессиленный. Примерно в три часа я проснулась от ощущения, что кто-то пытается открыть мою дверь. Моя собачка отчаянно залаяла. Я поднялась и выглянула из своей комнаты, которая примыкала к гостиной, и тут, к своему удивлению, заметила красивого мужчину, по виду грабителя. На нем были клетчатые брюки, а на шее – красный шарф, поверх которого виднелась острая черная бородка. Я разглядела его совершенно отчетливо, потому что у него не было времени, чтобы выключить свет. В руке его что-то блеснуло. Захваченный врасплох, он перепрыгнул через оттоманку, перевернув ее при этом, пытаясь убежать через туалетную комнату мужа, которая была сразу же за гостиной.

Когда я разбудила мужа, он намеревался было воспринять дело как выдумку и сказал, что мне это, должно быть, приснилось, а также заметил, что его туалетная комната заперта, а потому ничего не могло случиться. К этому времени пробудился весь дом, и было запрещено покидать его кому бы то ни было. Было обнаружено, что дверь, ведущая в коридор, была настежь распахнута и взломана. Сейчас же стали следить за каждым выходом. Примерно в шесть часов утра прилично одетый греческий гость заявил хозяину отеля, что получил срочное послание, призывающее его немедленно в Рим, и отправился на вокзал (где власти были уже предупреждены).