Год Людоеда. Игры олигархов - Петр Кожевников

Она начала обход с цеха цитрусовых, где уже не раз набирала по два-три килограмма разных плодов, вполне приемлемых для еды. Сегодня и день был благоприятный, потому что в цехе работали добрые, интеллигентные молодые люди, которые ни разу не оскорбляли ее и не прогоняли, в отличие от некоторых, кого Бабуся знала в лицо и усердно проклинала: ведь те, другие, и матом ее крыли, и даже топтали собранные пенсионеркой фрукты. А был случай, один безбожник двухметровый с такой силой ей сапогом под копчик саданул, что она уже решила — настал ее последний час. А какой им, по совести говоря, материальный вред от того, что старуха несколько мандаринов подберет. Сами-то они, поди, доходы куда крупнее имеют? А ей, скажите на милость, куда деваться?!

Много разного бизнеса перепробовала пенсионерка за последние годы. Даже лекарствами с рук торговала! И у Сенного, и на Невском рынке. Только этот промысел стал нынче слишком рискован: и наркоманы лекарства отнимают, и менты порабощают — деньги заставляют платить, а не то грозятся старуху в тюрьму заточить, — постеснялись бы, ироды, у самих, что ли, в семье стариков нет, или все они, как на подбор, сироты? Да и что за такие смертельные наркотики она продавала? Клофелин, тазепам, ноксирон, циклодол. Все по рецепту, все — настоящее. Она ж, можно сказать, от себя да от других больных и немощных людей эти препараты отрывала! А что наркоманы? Пусть они какой-нибудь бодягой себя убивают? Это, считай, как и пьяницы, — что безопаснее: в магазине водку взять или у какого-нибудь афериста-спекулянта? Так вот у нее-то как раз магазинные качество и гарантия!

Свальная уже успела осмотреть все основные места сбора плодов и бутылок, которые тоже играли в ее бюджете заметную роль, как вдруг поймала себя на том, что ее что-то будоражит. Женщина выпрямилась, перевела дыхание, собралась с мыслями и вдруг догадалась, что она, роясь в полиэтиленовом баке с не кондицией, успела увидеть что-то для нее очень тревожное и значимое. Она не спеша осмотрелась и заметила мужчину, беседующего с мальчиком лет девяти. Бабуся давно была дальнозоркой, поэтому, несмотря на свой пенсионный возраст, вполне ясно разглядела лицо ребенка: глаза у мальчика были разного цвета, а на щеке темнело пятно, поросшее волосами. Мужчина стоял вполоборота. Евфросинья не могла увидеть его лица, но, мельком, успела заметить, и именно это обстоятельство внушило ей беспокойство. Пенсионерка напряженно всматривалась мужчине в затылок, надеясь своим взглядом заставить того повернуть голову. Но ей неожиданно помог сам мальчик: он стал отдаляться от мужчины, который оказался вынужден изменить положение, чтобы не потерять ребенка из виду.

— Боже святый! Вот он, черт-то во плоти! Обезьянья морда! — От неожиданности Свальная даже слегка присела на месте. Она не удержалась и сделала несколько шагов по направлению к мужчине. — Скот, янки паршивый!

Неужели это он, ее убогий зять? Мужчина был богато одет и мог произвести впечатление одного из хозяев складских помещений. Смотри-ка, и пальто кожаное, как у немца во Вторую мировую войну, и шапка, как на известном артисте! Ну то-то, значит, не зря он в своем морге и дежурит! Правильно бабки говорили, а она-то, простофиля, в толк никак не брала: там же у них взяточные, чисто криминальные отношения! Ну что, зятек, вырос на покойниках, как сочный опарыш? И то правда, кто ж по золе узнает, кого по твоим справим в пепел обращают? Ты и на немцев, и на америкашек готов работать, лишь бы они тебе попить да пожрать подали!

И это тот Корней, который таскается к ним в засаленном китайском пуховике и военторговских ботинках со стертыми подошвами? А чего маскируется-то, проклятый? А если двойник? Сказывают же и такие истории. Да нет же, ну вылитый! Ай, сейчас увидит! Евфросинья, кажется, вовремя спохватилась и отвернулась от мужчины. Ремнев сделал несколько шагов в сторону дальнего склада, потом развернулся и направился к центральным воротам.

Уродливый мальчишка, с которым беседовал Корней, двигался в другую сторону, и Бабусе пришлось выбирать, за кем ей будет полезней проследить, чтобы понять, что связывает ее бывшего зятя с этим несчастным.

Свальная выбрала Ремнева и осторожно, чтобы не попасться ему на глаза, двинулась следом. Корней покинул рынок, вышел на проезжую часть и вдруг открыл дверь шикарного автомобиля. «Вот нехристь, машины крадет!» — догадалась пенсионерка и осмотрелась вокруг в поисках милиционера. К ее досаде, таковой не попадал в поле ее зрения, и Евфросинья Виленовна решила сама записать номер машины, чтобы сразу же сообщить об угоне куда следует. Она стала приближаться к большой черной машине, в которой уже сидел Корней, как вдруг увидела идущего ей навстречу мужчину в форме, на первый взгляд очень похожей на милицейскую.

— Мужчина, задержитесь, у меня к вам важный вопрос! Вы, я вижу, человек военный и врагов наших не боитесь! — Бабуся развела в стороны руки, усиливая свой призыв, ее мятущиеся глаза взывали о помощи. — Сынуля, дорогой ты мой, надо пресечь преступление!

— Что, мамаша? — Мужчина остановился и быстро огляделся по сторонам. — Какие проблемы? На вас напали?

Там машину угоняют! — Свальная указала рукой в вязаной перчатке в сторону проезжей части. — Вот эту, черную, сынок, а угонщик — мой зять, Корней Ремнев! Он один раз меня отвлек, а сам под потолком спрятался. А я наверх-то не часто смотрю, что мне там искать-то? Тем более что и спина у меня много лет балует! Так он, заморский угодник, у меня тогда все газеты советские вынес, почему я чуть было и не потеряла свое политическое лицо и доверие нашей родной партии.

— Понятно… А почему вы решили, что он — угонщик? Лицо мужчины казалось несколько опухшим. По возрасту он, конечно, не очень подходил пенсионерке в сыновья, но Евфросинья уже давно привыкла так обращаться к мужчинам, что давало ей, по ее мнению, некоторые преимущества в общении. Мужчина достал из кармана записную книжку, ручку и, покашиваясь в сторону автомобиля, записал номер.

— А что, зять-то с вами живет?

— Ну да, с нами! Ой, он нас увидел! Я сейчас в милицию тоже позвоню. Что за машина-то, вы мне скажите, я в них ничего не понимаю! Не дипломата ли какого, а то опять международный конфликт выйдет и натовцы на нас полный мораторий наложат! — Евфросинья сощурила глаза и выжидающе посмотрела на мужчину. — Надо мне проворней все сделать, а то он опять в музей уйдет и там за витриной выставится, а в музее-то его уже без спецразрешения не возьмешь, правда, да?

— Конечно. Это «сааб», шведская машина. А у вас и внучата есть, да, бабуля? — Мужчина задавал вопросы, на которые Свальная готова была отвечать очень долго. — Они что, с вами живут?

— Имеются и внучата: Ваня да Настя. Только родители, вот видишь, милый человек, непутевые попались. — Пенсионерка оживилась. — Этот-то хрен рогатый, он и в тюрьме успел за шпионаж отсидеть, и побродяжничать. Тоня-то, дочь моя, тоже пьянь еще та, — ну а как с таким козлом не пить? Мы через его друзей и квартиры дочерней лишились, нынче теперь все в моей хате однокомнатной маемся. Тоня-то его иной раз и на порог не пускает, и бьет его по морде, как собаку, а ему что кол на голове теши! А тут смотрю, Боже святый, — в такой одежде, как министр, а сам-то подкрался и прыг в машину! У самого-то такой роскоши всяко быть не может! Ну хапает он в морге с родни усопших, но не на такую же машину, которая, поди, одна всего этого рынка стоит! А если на западные подачки, то чем тогда наши спецслужбы занимаются? Да! А вначале он еще с мальчишкой уродливым хотел столковаться, наверное, настропалял того в машину залезть. Да тот-то, хоть и уродец и нищий, вроде меня, а на дурное дело-то не согласился и тихо так ушел от негодяя…