Год Людоеда. Игры олигархов - Петр Кожевников

Вадим Ананьевич знал, что его собственный рост составляет один метр шестьдесят сантиметров. Недруги шептали, что и того меньше, но сам он этого никогда не чувствовал. Хотя, конечно, случались ситуации, когда некие высокомерные особы женского пола пытались обескуражить пылкого юношу незавидностью его вертикальных параметров.

Усы Сидеромов стал отпускать с юношества. Выбрать этот стиль внешности его заставило одно, может быть не всем заметное, обстоятельство. Он даже допускал, что для кого-то это, возможно, и не составило бы проблемы, но Вадиму всегда казалось, что присущий его лицу анатомический изыск способен вызвать иронию и даже досужие вымыслы. Бременем Сидеромова стала верхняя губа: она казалась Вадиму Ананьевичу чересчур крупной и мясистой.

К сожалению, усы не только сняли одну проблему, но и создали другую: некоторые фантазеры усматривали в его внешности сходство с Адольфом Гитлером. Впрочем, если Сидеромов хотел быть беспристрастным, то он и сам должен был сознаться в крайне далеком подобии одному из монстров уходящего тысячелетия.

Вадим услышал за окном шум и осторожно посмотрел через грязное, обремененное паутиной стекло. Оказалось, что это три бабы и мужик устроили на заводском дворе неуклюжие танцы. Московский директор узнал в тучной женщине в вохровской шинели Антонину Ремневу, недавно взятую на работу в заводскую охрану. Когда-то она работала на заводе медсестрой, потом допилась до того, что ее уволили, позже взяли уборщицей, потом от нее опять пришлось избавиться, теперь вот еще одна попытка, и, как видно, снова неудачная. А ведь было время, когда Тит Засыпной приводил Тоню к Вадиму в «уголок здоровья». Да, теперь от Ремневой остались руины.

Сидеромов признал и остальных плясунов: эти две алкоголички постоянно крутились возле Антонины, а мужичишка — да кто же не знал на Васильевском Митрофана Нетакова? Его тапки носили даже такие солидные люди, как Вадим Ананьевич. Знал, стервец, свое дело! А теперь-то, наверное, и подметку приклеить не сможет!

Сколько же людей сломало, раздавило, уничтожило за эти лихие годы? Но это все в основном слабаки, сильные духом личности, вроде Вадима, выживают и за собой еще сколько народу тянут! Вон у него-то обойма, — мало кто такой обузе позавидует!

Зуммер мобильной трубки вывел «первопрестольного» директора из неглубокой задумчивости.

— Сидеромов на связи. — Вадим произнес дежурную фразу неестественно низким голосом.

Окружение Сидеромова знало и втихомолку подсмеивалось над манерой своего лидера искусственно сгущать свой голос. Бывали, к сожалению, и досадные моменты, когда Вадим Ананьевич терял контроль над частотами своего тембра и давал весьма забавного петуха.

— Уважаемый Вадим Ананьевич, это вас Нестор Валерьевич беспокоит. — Загубин говорил всегда несколько расслабленно, можно было даже предположить, что он находится под хмельком. Кстати, и физиономия у начальника отдела кадров ООО «Девять миллиметров» имела свойство внезапно менять свой обычный оранжево-тыквенный цвет на лилово-свекольный, вплоть до фиолетово-баклажанного. — Значится, следуя нашей с вами предварительной договоренности и учитывая оперативную обстановку, мы формируем группу быстрого реагирования и внедряем в заводскую среду. Шесть отменных бойцов, владеющих восточными и отечественными системами единоборств. Чемпионы наиболее престижных соревнований. Бывали в разных передрягах. Хватит на первый случай?

— Ну, если такие мастера, то, наверное, вполне хватит. Вы помните, Нестор Валерьевич, наши требования? — Сидеромов сгустил и понизил голос. — Ни один кумировский наемник не должен проникнуть на территорию завода, а если кто-то все же просочится, то должен быть моментально задержан. Учтите сами и передайте своим бравым ребятам: им придется иметь дело с уголовниками, отбросами общества. Не мне и не вам, как бывшему сотруднику правоохранительных органов, характеризовать этот контингент. Вы знаете, главное с этим братом — не церемониться: за шкирятник и в клетку! Я вполне уверен в том, что большинство из кумировских бойцов давно числятся в розыске. Вы, конечно, в курсе бандитских разборок между суматохинцами и клоповцами; по крайней мере, наши сверхнезависимые СМИ вроде бы именно так трактуют кровавые события последних дней.

— Да, уважаемый Вадим Ананьевич, мы жестко держим свою руку на пульсе нашей криминальной столицы. — Еще одной отличительной чертой речи Загубина было периодическое собирание и конвульсивное сглатывание слюны, обильно скапливающейся у него во рту. Вот и сейчас он довольно аппетитно издал хорошо знакомый Вадиму всасывающий звук. — Сейчас, понимаете, идет очередной раздел сфер влияния, территорий, имущества, одним словом, криминализация нашего постсоветского общества продолжается. И мы с вами тому свидетели: никуда нам от этого не деться!

— Конечно, конечно. — Сидеромов поспешил прервать словоблудие отставного подполковника милиции. — В общем, главное — любым путем не допустить захвата Кумировым ни одного метра заводской территории! До связи!

— Так точно, Вадим Ананьевич! — отрапортовал Загубин в отключенный эфир.

В последнее время Вадиму все чаще мерещатся сюжеты из его далекого деревенского детства: бабушка доит во всем согласную с ней корову; голозадая детвора (и он среди нее) вторгается в потревоженную речную гладь; непролазные участки леса, где снег таится аж до июня; аистиное гнездо на обезглавленной церкви; отец под выжидательные улыбки домочадцев цедит самогон; учительница географии с многозначительным лицом вращает глобус.

С каждым годом эти хранимые в памяти сокровища его детства становятся для Вадима Ананьевича все ценнее и незаменимее, порой он вполне осознанно мечтает вернуться в кажущуюся теперь абсолютно безмятежной пору, чтобы укрыться там от всех проблем и тревог, угрожающе стреноживших его столь важную для всего человечества жизнь.

В исключительном предназначении своей судьбы Вадим Сидеромов убежден вполне стабильно. Случаются, конечно, как выражается бывший генеральный директор корпорации «Судмашфлотстройэксплснабсбытсрок», в его жизни «нулевые циклы», во время которых он испытывает постыдные сомнения в своей исторической роли. Но, по счастью, эти периоды переоценок бывают достаточно скоротечными, и, вновь осознав степень своего величия, судопромышленник с несколько пугающей окружение неукротимой решимостью берется за переделку мира.

Единственное, в чем в какой-то мере может себя упрекнуть на своем реформаторском пути один из пионеров перестройки, так это лишь в несколько затянувшейся прелюдии к планетарным свершениям. А состоят эти досадные, но все же необходимые проволочки из вполне понятных для большинства здравомыслящих людей нехитрых мирских забот. Когда-то приезжему пареньку надо было заполучить питерскую прописку (на всякий случай Сидеромов хранит в долгосрочной памяти, так же как и партбилет в одном из дачных тайников, слово «ленинградскую»). Позже явилась необходимость перспективно жениться. Потом — расти по партийной и служебной лестнице, что было в те годы неразделимо. Далее — защищать кандидатскую диссертацию. Причем все это, честно говоря, творилось вперемежку с обязательными презентациями и застольями, вынужденными интригами и даже спонтанными доносами. (Действительно, он никогда бы не опустился до этого, если бы его, быть может невольные, враги не провоцировали подобных нравственных падений своими враждебными акциями в адрес Вадима Ананьевича.)