В поисках упавшей ракеты - Анатолий Гончар

– Ни фига се, – присвистнул Банников, так и не поняв, к чему клонит Немирович. – Хорошо, допустим, Савелов ввел и стер, но за каким чертом это ему было нужно?

– Хрен его знает, может, случайно?!

– Случайно? Константинович, не смеши мои тапки…

– Вот и я думаю, мутит что-то ваш Карелов. Наверняка мутит. Если выясню, что это он радиостанцию угробил, я его тоже точно грохну.

– Если это так, я сам его убью, – заверил капитана Банников и, поглядев в дальний конец пещеры, увидел, как от стены отделилась тень и двинулась в их сторону.

– Легок на помине, – буркнул прапорщик, безошибочно опознав в ней инженера-электронщика Савелова.

– Командир, – подойдя, Савелов обратился к Немировичу, – я тут подумал, раз пиндосы рядом носом роют, может… – он на секунду запнулся, будто сомневаясь в своих выводах, – может, следует решить, как быть в случае непосредственной угрозы…

– Ты вообще о чем? – нахмурился Немирович. – Поконкретнее можно?

Савелов пару раз пожевал губами, обдумывая ответ, и выпалил на одном дыхании:

– Я считаю, что блок управления ни в коем случае не должен попасть в руки американцев.

– Согласен, – совершенно серьезно ответил капитан.

– Вот я подумал: если возникнет угроза его захвата… у вас на этот случай есть решение? – И не дожидаясь ответа: – Уничтожьте его. Придумайте как и подготовьте блок к уничтожению, сделайте так, чтобы ни одной целой детальки не осталось. Подумайте, обязательно подумайте.

– Уже подумали и продумали, – заверил Немирович, и усмехнувшись: – Нескольких шашек тротила по четыреста грамм будет достаточно?

– Наверное да, – неуверенно согласился Савелов.

– Вот и отлично! – Капитан хлопнул инженера по плечу и вдруг насторожился: уже ставших почти привычными звуков, исходивших от летающих над головой вертолетов, слышно больше не было.

– Ждем пару минут?! – задав не требующий ответа вопрос, Немирович повысил голос: – Полная тишина! Слушаем!

По прошествии отмеренного времени он скомандовал:

– Рюкзаки на себя, – и повернувшись к сонно позевывающему Иванову: – Сергеевич, подойди ко мне.

– Иду, – лениво отозвался тот, взвалил на спину рюкзак и, всем своим видом показывая свою независимость, неспешно подошел к заместителю командира роты.

Сообщив старшему лейтенанту о своих намерениях и не получив возражений, Немирович подал новую команду:

– Выходим. – И повернувшись к Банникову: – Петрович, темп максимальный.

– Принято, – отозвался уже выходивший из расселины прапорщик. Жмурясь от яркого света, он сделал несколько осторожных шагов, моргнул, привыкая, выбрал нужное направление и, все еще щурясь, зашагал среди больших и малых камней, устилающих общую скальную поверхность. Постепенно Банников ускорил темп до максимума. Все его внимание было уделено выбору лучшего пути, и лишь изредка он оборачивался, чтобы убедиться, что цепь идущих за ним разведчиков не растянулась слишком сильно. Солнце поднималось все выше, его лучи, вначале ласково согревавшие продрогших к утру спецназовцев, теперь нещадно жгли. Пот пропитывал одежду, мутными потоками тек по лицам, смывая с кожи осевшую на ней пыль.

Перейдя очередную каменную гряду, Банников подошел к почти отвесной каменной стене – вверх пути не было. Лишь впереди метрах в пятидесяти «стена» покрывалась огромными трещинами, а чуть дальше и вовсе разламывалась на куски, осыпаясь разновеликими валунами каменной осыпи. Вот только путь туда шел по узкому, в самом широком месте не более чем пятидесятисантиметровому, карнизу, нависавшему над многометровой пропастью. Банников остановился, будто примериваясь к предстоящему переходу, перекинул ремень автомата через плечо, обернулся назад и негромко произнес:

– Оружие на ремень! – скомандовал и буркнув себе под нос: – не хватало, чтобы кто-нибудь оружие проворонил, – направился к карнизу. Говорить бойцам что-то типа «не смотрите вниз» не стал. У каждого позади не по одному прыжку с парашютом, так что голова не закружится. «Вот только бы никто не оступился», – мелькнула и ушла в небытие случайная мысль.

Сказать, что сам Банников ступил на узкую каменную дорожку без душевного трепета – значит покривить душой. Сердце прапорщика забилось чаще, особенно на полпути, где тропа карниза не только становилась уже, но и наклонялась к пропасти. Прежде чем пойти по этому участку, Петрович поставил на него одну ступню, пробуя, не заскользит ли по камню подошва его берца. Сцепление оказалось надежным. Удовлетворенно хмыкнув, Банников обернулся назад и обратился к Абрамову:

– Роман, ты понял, что я делал?

Тот кивнул.

– Передай по цепи.

Тот снова кивнул, и Петрович пошел вперед.

До конца карниза оставалось десяток метров, когда над головой что-то загремело.

– Камень! – крикнул кто-то из спецназовцев. Прапорщик, не раздумывая, прижался к стенке и машинально прикрыл рукой голову. Тут же совсем рядом, обдав лицо потоком воздуха, просвистел огромный валун, следом за ним посыпались многочисленные камни помельче, один из них ударил Банникова по прикрывавшей голову руке. Удар оказался не столь силен, чтобы нанести увечье, но его достало для того, чтобы вывести тело человека из шаткого равновесия – прапорщик качнулся вперед. Доли секунды, показавшиеся вечностью, он колебался на грани падения, но сумел выровняться и удержаться.

– Мать вашу, – выдавил он и, чувствуя, как уже было остановившееся сердце начинает стучать, сделал очередной шаг, еще один, еще… Струи пота бежали по телу все сильнее. Еще шаг, и карниз остался за спиной. Не оборачиваясь, Банников продолжил движение и, лишь отойдя от пропасти на пару десятков шагов, остановился, чтобы оглянуться назад, – личный состав, незадолго до этого растянувшийся на добрые две сотни метров, подобно сложенной гармошке, столпился перед препятствием.

«Была бы хоть одна веревка», – подумалось Банникову. Теперь, когда он оказался на этой стороне пропасти, веревку можно было использовать и как страховку, и как перила одновременно. Но веревки не было, и прапорщику ничего другого не оставалось, как с содроганием следить за идущими по карнизу бойцами. Он бы никогда в жизни в этом не сознался, но, когда кто-то из спецназовцев вдруг случайно отклонялся от вертикали или пошатывался, его обдавало холодом страха. Он физически чувствовал, как этот переход приносит ему очередные седые волосы. Может быть, он потому и брился наголо, что в свои тридцать с небольшим имел их излишне много?

– Петрович, не стоим, топаем, топаем, – махнул рукой преодолевший пропасть Немирович, и Банников по осыпающимся под подошвами ботинок камням зашагал к виднеющемуся впереди пику.

Солнце припекало все сильнее, а вскоре начал сказываться и разреженный воздух. Петрович чувствовал, как пытается вырваться из груди сердце. Каждый последующий метр высоты давался все труднее и труднее. Солнце близилось к зениту, его лучи жгли, и не было тени, чтобы укрыться. Пить хотелось все сильнее, но приходилось экономить.