Спокойной ночи, красавчик - Эйми Моллой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энни планировала закончить игру в ночь шторма, отправив сообщение от имени Чарли накануне вечером, приглашая его «к ней». В тот день по пути домой она заехала в магазин за двумя бутылками красного вина и ингредиентами для любимых блюд Сэма – лазаньи и буханки теплого чесночного хлеба. Весь день она предвкушала, как откроет ему входную дверь. Она собиралась налить им вина, разжечь камин и сесть босиком на диван. Сэм бы стал объяснять, что испытывать чувства к своему психотерапевту – не такая уж редкость. Она бы сказала, что он умен, а потом описала бы то, что они делают друг с другом в ее фантазиях. Она уже села обедать, когда пришло его сообщение, как раз вовремя, в 17:03, после ухода последнего пациента.
«Привет, Чарли. Я думал о вашем приглашении».
«И что же?»
«И я приеду».
Энни помнит, как шли минуты, пока она стояла у окна, высматривая фары его машины. Он заставляет меня ждать. Поначалу она так и думала. Сэм не торопился, задерживаясь в офисе, играя с ней. Но это чересчур затянулось, и он не отвечал на ее звонки и сообщения, и Энни уже не верила, что это часть «погони». Что-то случилось.
Она слышит легкий скрип половиц над головой, возвращающий ее в кабинет Сэма. Домовладелец Сэма живет наверху. «Слишком хорошо, чтобы быть правдой» – так сказал Сэм, описывая ей то, как нашел это место. Он сел на поезд из Нью-Йорка, чтобы посмотреть свободные помещения под офис, и утром позвонил ей, удрученный. Через несколько часов Сэм перезвонил, и ему уже кружило голову от радости. Кто-то подсунул под дворники его авто листовку с рекламой сдаваемого в аренду офиса. Он поехал посмотреть: первый этаж старинного дома в нескольких минутах езды от центра города. Сэм объяснил, что помещение требует ремонта, но владелец разрешит ему самому все спроектировать, создать офис своей мечты. – Это судьба, – добавил Сэм. – Мы искали знак, что переезд в Честнат-Хилл был верным выбором, и это он. Все будет замечательно, Энни. Я в этом уверен.
Энни с глубоким вздохом закрывает дверцу шкафа, прежде чем уйти из кабинета, выключая за собой свет. В приемной она видит, что дождь прекратился. Она роется в сумке в поисках ключа от машины, когда в заднем кармане звонит телефон. Энни спешно вытаскивает его – на экране имя Краша.
– Привет, – нервничая, говорит она в трубку. – Есть новости?
Глава 24
Кто-то возится со лбом Сэма. – Вы это чувствуете?
Сэм пытается кивнуть, но не может пошевелить головой. – Да, – выдавливает он.
– Хорошо. Вы отлично держитесь. Еще несколько минут, и мы вас полностью залатаем. Вы меня слышите, Сэм? С вами все будет в порядке.
* * *
– Сэм, солнышко, поторопись. Отец тебя ждет.
Сегодня бейсбольный матч, и мать зовет его из кухни, где намазывает остатки майонеза на два ломтика пшеничного хлеба без корочки, пока отец ждет в машине с заведенным двигателем.
– Не забыл свою биту? – спрашивает Маргарет, вытирая руки кухонным полотенцем и выходя в холл, чтобы поправить Сэму кепку.
Сэм держит «Истонскую Черную Магию», лучшую бейсбольную биту на рынке – биту, которой выбил шесть хомеров[43] в одной игре против «Пиратов Хоторна», установив новый рекорд в дивизионе до пятнадцати лет. До его четырнадцатилетия осталось две недели, и он надеется, что этот день станет величайшим днем в его жизни. 6 сентября 1995 года. Билеты на Кэла Рипкена-Младшего в «Кэмден Ярдс», в день, когда Железный Человек выходит на поле для своей 2131-й игры подряд, побив рекорд Лу Герига. Маргарет сияет. – И не возвращайся домой, пока тот самый парень лично не распишется на этой штуке, – говорит она. – Хочешь снова повторить план?
– Да, – отвечает ей Сэм. – Очередь выстраивается на выходе из двенадцатой секции. Мы с папой уходим со своих мест в начале девятого периода, чтобы встать в очередь. Сэм показывает ей карту «Кэмден Ярдс», которую она помогла ему нарисовать, с красной линией жирным маркером, указывающей самый быстрый маршрут от их мест в секции 72, на левом поле, до двери на противоположной стороне стадиона. Там, по слухам, Рипкен появлялся сразу после каждой игры, тратя ровно десять минут на раздачу автографов. – Они впускают сто человек. Я буду первым.
– Сэм, скорей! – Кричит Тед с подъездной дорожки.
– Иди, папа тебя ждет. – Глаза Маргарет искрятся радостью, она крепко обнимает Сэма, говорит ему, чтобы он нашел телефон-автомат и позвонил ей, когда они приедут в Балтимор, а затем вручает ему коричневый бумажный пакет с двумя бутербродами с ветчиной. – Я положила тебе запасное печенье «Орео», – добавляет она.
– Я не хочу ехать, – говорит он.
Она в замешательстве склоняет голову. – Что значит «не хочешь»? Ты ждал этого дня всю свою жизнь.
– Я знаю, но именно там он встретит модель из «Талботс», а потом уйдет от нас. Пожалуйста, не заставляй меня ехать. Прошу!
Сэм открывает глаза.
Здесь тепло и кромешная тьма, если не считать тонкой полоски света, пробивающейся из-под двери в другом конце комнаты. Сильно пахнет антисептиком, а спина и голова пульсируют.
Он в больнице. Больница Святого Луки, где он родился; где однажды врач наложил ему шину на сломанный мизинец, чтобы к шестому периоду Сэм вернулся на поле; где он сидел с матерью в отдельном кабинете на пятом этаже, слушая, как доктор Уолтер Олдермен ставит ей диагноз «деменция».
– Пресенильная деменция, средняя стадия, если быть более точным, – говорит доктор Олдермен, когда Сэм снова погружается в темноту. – Обычно она поражает людей очень рано.
– Ладно, у этого хотя бы есть название, – говорит Маргарет, выпрямившись на стуле, с застывшей улыбкой на лице, будто доктор Олдермен объявил, что она снова выиграла конкурс черничных пирогов на ярмарке, шестой год подряд. – Что это значит?
– Это значит, что вам следует ожидать дальнейших проявлений, что и побудило вас позвонить мне, – поясняет он. – Рассеянность. Растормаживание. Переедание и прогрессирующее снижение социально приемлемого поведения. – Он делает паузу, чтобы посмотреть на Сэма – ее сына, который арендовал машину, чтобы приехать на прием, и теперь молча сидит с каменным лицом. – Я думаю, нам следует начать планировать круглосуточный присмотр за вами, Маргарет.
В лифте Сэм берет маму за руку, чего он не делал с самого детства.
– О, не