Время первых - Валерий Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, растратив последние силы и отчаявшись, Алексей решил войти в шлюз головой вперед. Ибо понимал: выполнить вход по инструкции – не получится.
– Не могу войти, – с максимально возможным спокойствием сказал Алексей. – Скафандр не позволяет. – Потом добавил: – Паша, это, кажется, серьезно. Попробую головой…
– Куда?! Не сметь! – попытался остановить его командир. – Только ногами, Леша! Только…
Но Леонов был уже внутри камеры – войти в шлюз головой вперед оказалось гораздо проще.
– Закрывай! Закрывай, я сказал!
Павлу ничего не оставалось, кроме как поставить тумблер управления крышкой внешнего люка в положение «закрыто».
Это был момент истины. Воспрепятствовать закрытию крышки могло одно из колец фала или какой‑то элемент экипировки скафандра; наконец, мог отказать электрический механизм закрытия. На этот случай было предусмотрено ручное закрытие с небольшим механическим воротком. Но! Для приведения его в действие космонавт должен был располагаться в шлюзе головой к внешнему люку.
Крышка пришла в движение и плавно закрыла отверстие. Беляев смотрел на приборную панель и ждал, когда загорится зеленое сигнальное табло. Однако вместо него ожило другое – красного цвета.
«Внешний люк не герметичен», – прочитал Павел. И побледнел.
Отсутствие герметичного закрытия внешнего шлюзового люка означало еще одну проблему. И весьма неприятную.
* * *
Беляев смотрел через иллюминатор внутреннего люка на искаженное лицо друга и понимал, что не в состоянии ему помочь.
– Он не закрылся? – переспросил Леонов.
– Нет…
Это действительно было преддверием катастрофы. Леонов зашел внутрь камеры головой вперед. Если бы он сделал это так, как предписывала инструкция, то сейчас перед ним была бы крышка неисправного люка, которую требовалось просто закрыть вручную. А в данной ситуации он беспомощно взирал в иллюминатор и понимал всю безвыходность ситуации.
– Ясно, – Алексей от бессилия закрыл глаза. – То есть мне надо развернуться…
– Не получится, Леш.
– Другие варианты есть?
– Один имеется. Я распечатываю внутренний люк и втаскиваю тебя.
Леонов открыл глаза и посмотрел на друга.
– Предварительно разгерметизировав корабль?
– Да, будем рисковать.
– Рисковать всей операцией?! Нет, Паш, я попробую… – нащупал он на скафандре воздушный клапан с тем, чтобы еще больше стравить из него давление.
– Леша, стой! – крикнул Беляев. – Леша, у тебя совсем не останется кислорода!
– Значит, отстрелишь меня вместе со шлюзом…
* * *
Алексей Леонов тогда еще не догадывался, что его напарник оказался в не менее тяжелых условиях. Морально тяжелых. И связано это было с непростым разговором, который состоялся накануне старта между Беляевым и Главным конструктором Сергеем Павловичем Королевым в домике на Байконуре. Леонова Главный попросил выйти из комнаты, поэтому содержания того разговора он не знал.
– Как вы оцениваете готовность экипажа к выполнению полета и программы? – спросил Беляева Сергей Павлович.
– Экипаж к полету полностью подготовлен, – просто ответил тот.
– Возможно, на орбите сложится настолько безвыходная ситуация, что корабль не сможет вернуться на Землю. Готовы ли вы к такому развитию событий?
Павел удивленно воззрился на Королева.
– Космос – чрезвычайно агрессивная и смертельно опасная для человека среда, поэтому не стоит удивляться, – заметил его взгляд Сергей Павлович. – В космосе возможно все, включая отказ системы ориентации и тормозного двигателя. При неизбежном в таком случае кислородном голодании у вас нарушится сознание. И лучше до этого не доводить.
Беляев молчал. Ни на одном теоретическом занятии о подобном исходе с экипажем не говорили. Взгляд командира вопрошал: «Что же нам в такой ситуации делать?..»
– Надо будет мужественно покончить с собой, – твердо сказал Королев – Для этого твой НАЗ будет укомплектован пистолетом. Ты хорошо понимаешь глубину ответственности этого шага?
– Так точно.
– Вы с Алексеем найдете в себе мужество для такого поступка?
– Да, – уверенно ответил Павел.
Поведение Беляева и его ответ удовлетворили Главного. Но это еще было не все.
– А сам ты, как командир, готов? – плавно подводил он ко второму не менее важному вопросу.
– Так точно.
– Хорошо. Сейчас проверю. Вероятность того, что все пойдет штатно по намеченной программе, на сегодняшний день равна семидесяти процентам. Если еще полгода поработаем в таком же плотном режиме, то сможем подтянуть ее максимум до восьмидесяти. А теперь, Павел Иванович, ответь мне, что будешь делать, если Алексей не сможет вернуться в шлюз?
– Во время тренировок я отрабатывал такую нештатную ситуацию, – кивнул Беляев, – и у нас в итоге все получалось.
– Ну а если вдруг не получится с возвращением – сможешь отстрелить Алексея вместе со шлюзовой камерой?
Прямой и беспощадный вопрос поставил командира экипажа в тупик. Однако, собравшись, он сказал:
– Я уверен в себе. Такого произойти не может.
Помедлив, Королев неожиданно подытожил:
– Что ж, Павел Иванович, я спрашивал о твоей готовности. Не зря спрашивал. К полету ты пока не готов.
После тяжелой минутной паузы Беляев тихо выдавил:
– Если это потребуется сделать для успешного выполнения задания – я попробую.
– Спасибо, – спокойно воспринял его готовность Главный.
И вот теперь на космической орбите ситуация фантастическим образом подвела экипаж к тому, о чем говорил с Павлом Беляевым Сергей Павлович.
Леонов решал одну проблему: как войти в корабль за таявшие минуты отведенного ему Богом времени.
Беляев решал другую: как избежать того, на чем мягко настаивал перед полетом Королев.
* * *
Зажав между ребрами перчаток клапан, Алексей начал стравливать давление. Тонкая струйка воздуха вырвалась из отверстия и мгновенно распылилась по шлюзу в виде серебристого облачка. Стрелка манометра, контролирующего давление внутри скафандра, резко переместилась в красную зону. Скафандр окончательно «сник», заметно уменьшился в объеме, стал более мягок и податлив.
Покончив с клапаном, космонавт пошевелил конечностями. Они плохо, но все же повиновались.
– Дурак, заканчивай свою гимнастику! – рявкнул из корабля Беляев. – У тебя воздуха осталось на тридцать секунд!
Алексей начал разворачиваться в узком пространстве. Скафандр был оборудован ребрами жесткости, и согнуть в нем спину практически не представлялось возможным. Шлюзовая камера хоть и состояла из надувных резиновых цилиндров, но тоже не отличалась мягкостью.