Время первых - Валерий Рощин

Любуясь этой красотой, Леонов совершенно забыл о времени. Но когда корабль пролетал над Енисеем, поступила команда готовиться к последнему этапу работы перед возвращением на борт корабля.

Открытый космос.

СССР; Московская область.

Март 1965 года.

В пятидесятые и шестидесятые годы двадцатого века существовало множество научных теорий о пребывании человека в открытом космосе.

Некоторые из них на полном серьезе утверждали, что космонавт неминуемо «приклеится» или «приварится» к космическому кораблю. Эти опасения основывались на опытах по холодной сварке, проводившихся в то время в вакууме.

Из других теорий следовало, что, лишившись привычной опоры, человек не способен сделать за бортом корабля ни одного движения.

К тому же ученые делали вывод, будто пребывание в бескрайнем космическом пространстве весьма негативно отразится на психике космонавта. И восстановить ее после полета уже никогда не удастся…

Как дело будет обстоять в действительности – в точности не знал никто, включая Сергея Павловича Королева. Первопроходцы космоса, дерзнувшие подняться с поверхности Земли на орбиту, могли надеяться только на себя и на космическую технику. Спасательных систем на первых кораблях не существовало: невозможно было пристыковаться к другому кораблю или перебраться в него через безвоздушное пространство.

Королев говорил тогда космонавтам:

– Будет трудно – сами принимайте решение в зависимости от ситуации.

В крайних случаях экипажу разрешалось открыть люк и выставить за борт руки. Правда, зачем это было нужно – не объяснялось.

За месяц до сорокалетия первого полета человека в космос члены экипажа российско‑американской космической станции астронавты Джим Восс и Сьюзан Хелмс установили новый мировой рекорд по пребыванию в безвоздушном пространстве. Их «прогулка» вне станции продлилась почти девять часов – на полтора часа больше запланированного, так как пришлось ловить упаковку инструментов, которую обронила женщина‑астронавт.

Тем не менее их проблемы не шли ни в какое сравнение с теми, которые обрушились в марте 1965 года на экипаж советского корабля «Восход‑2». Алексей Леонов и Павел Беляев ожидали неприятностей с самого старта, «напоровшись» на плохую примету при переезде на автобусе к стартовому комплексу. Так и произошло: за сутки пребывания на орбите им пришлось пережить несколько чрезвычайных происшествий, каждое из которых могло прервать их жизни.

Первым ЧП стала ошибка в расчетах, в результате чего корабль вместо трехсот пятидесяти километров «выстрелили» на высоту четыреста девяносто пять. Опасность подобной высоты состояла в том, что первый губительный для человека радиационный слой находится на высоте пятьсот километров. Экипажу «Востока‑2» повезло: они летали по орбите, находящейся всего на пять километров ниже. Если бы в этот момент на Солнце произошла сильная вспышка, то космонавты получили бы смертельную дозу радиации.

Но это было только начало. Все последующие неприятности экипажу еще предстояло пережить…

* * *

Леонов парил в невесомости на фоне черного звездного неба уже около десяти минут. Согласно полетному заданию ему оставалось еще дважды отойти от шлюзовой камеры для оценки работы вестибулярного аппарата и заключительной съемки всего корабля на камеру.

Засмотревшись на окружавшие красоты, Алексей опять упустил тот момент, когда фал полностью распрямился. Натянувшийся «поводок» резко одернул его за скафандр.

Не ожидая толчка, он беспомощно закрутился и совершенно потерял ориентацию.

Судорожно отыскав руками фал, космонавт ухватился за него, как за единственную спасительную соломинку. С его помощью он стабилизировал положение и начал потихоньку сближаться с кораблем…

* * *

В центральное помещение Командного пункта, где все еще рукоплескали очередной победе, ворвался взволнованный Комарь.

Подбежав к Каманину и сбиваясь почти на каждом слове, он доложил:

– Товарищ генерал!.. Кремль на связи! Просят… напрямую соединить с космонавтами.

Находившийся неподалеку Королев услышал доклад молодого офицера. Подняв руку, он остановил аплодисменты и добился полной тишины.

– Ну, соединяйте‑соединяйте.

– Соединяйте! – вторил Главному Каманин.

– Есть! – бросился к выходу Комарь.

* * *

Приближаясь к кораблю, Леонов прицеливался и готовился ухватиться за расположенную возле внешнего люка скобу. После этого он намеревался спокойно оттолкнуться и заняться медицинским экспериментом.

Внезапно наушники шлемофона ожили незнакомым голосом:

– Алексей! Алексей, как ты себя там чувствуешь?

Он отлично знал голоса всех тех, кто был причастен к управлению полетом с Земли. Но этот голос по радио слышал впервые.

– Ну как, хорошо, – откликнулся космонавт. – А кто это?

От неожиданности Леонов забыл про скобу и врезался левым боком в шлюз.

– Мы тут собрались все… Мы – члены Политбюро.

Спокойный голос, проглатывающий некоторые согласные, который Алексей где‑то и когда‑то слышал. «Мы – члены Политбюро…» Мысли в его голове путались, но он все же сообразил, с кем разговаривает.

– Леонид Ильич?.. – растерянно переспросил Леонов, лихорадочно нашаривая ладонью в пустоте.

– Да, Леша, это я.

– Докладываю, Леонид Ильич! Сознание ясное. Зрение не нарушено. Ориентация в норме. Человек может работать в космическом пространстве! Может работать!

– Вижу‑вижу, как ты там кувыркаешься, – довольно проворчал Брежнев. – Вся страна за тобой наблюдает. Весь мир! Мы очень гордимся тобой.

– Служу Советскому Союзу!

Левой рукой Алексей держался за скобу, в правой находилась камера. Выпустив ее на мгновение, он попытался отдать честь, но упругий скафандр сковывал движения, и ладонь в перчатке едва дотянулась до шлема.

– Мы тебя очень ждем. Возвращайся!

– Спасибо, Леонид Ильич! Постараюсь сделать все, чтобы с вами встретиться…

* * *

Наблюдавший за Леоновым по телеканалу Королев заметил скованность движений Леонова и обратился к медику – Евгению Карпову, контролирующему параметры членов экипажа:

– Какие у него показатели?

Тот развернул бумажный рулон самописца с кривыми чернильными линиями.

Проанализировав сигналы, сообщил:

– Давление и температура понемногу ползут вверх. Остальные показатели в норме.