Assassin's Creed. Отверженный - Оливер Боуден

– У меня есть для тебя дело, – сказал Реджинальд.

Я ожидал услышать от него нечто подобное. Мы не виделись долгих шесть лет. Я чувствовал: он предложил встретиться отнюдь не ради болтовни о пустяках. Уж не знаю, случайно или нет местом встречи он выбрал «Шоколадный дом Уайта». Только в этот раз я пил не горячий шоколад, а эль, как взрослый мужчина. Его нам подавала внимательная официантка (естественно, ее большая грудь, частично выпирающая из выреза платья, не осталась незамеченной). Едва наши кружки пустели, она тут же приносила новые порции.

Слева от нас расположилась шумная компания завсегдатаев заведения. Они просиживали здесь целыми днями, играя в кости. Этим они занимались и сейчас. Остальных посетителей можно было пересчитать по пальцам.

Я видел Реджинальда впервые после нашего спешного расставания в Шварцвальде. За это время произошло немало событий. Я поступил в Колдстримский полк и служил под командованием Брэддока. Понюхал пороха, отгоняя французов от Берген-оп-Зома. Через год война закончилась подписанием Ахенского мирного договора. Я остался в полку и участвовал еще в нескольких кампаниях, направленных на поддержание мира. Ратные дела не позволяли мне встретиться с Реджинальдом. Но мы переписывались. Письма от него приходили либо из Лондона, либо из французского замка в лесу Ландов. Сознавая, что мои письма перед отправкой проходят цензуру, я избегал писать напрямую, ограничиваясь намеками и иносказаниями. Я с нетерпением ждал момента, когда смогу увидеться с Реджинальдом и наконец-то обсудить с ним все свои страхи.

Вернувшись в Лондон, я снова обосновался в нашем старом доме на площади Королевы Анны. Но встретиться с Реджинальдом оказалось не так-то просто. Мне отвечали, что он очень занят. Основными спутниками Берча были книги и некто Джон Харрисон – тамплиер, не менее, чем Реджинальд, одержимый развалинами древних храмов, хранилищами и призрачными существами из прошлого.

– А ты помнишь, как мы собирались здесь почти двадцать лет назад и праздновали мой восьмой день рождения? – спросил я. Меня вовсе не тянуло на воспоминания. Просто хотелось отсрочить момент, когда я узнаю о том, кого мне предстояло убить. – А что было потом, на улице, ты помнишь? Один горячий ухажер хотел было свершить правосудие над уличным бродягой.

Реджинальд кивнул:

– Людям свойственно меняться, Хэйтем.

– Согласен. Ты изменился. Теперь тебя поглощают изыскания по части Первой цивилизации.

– Хэйтем, я совсем близок, – оживился Реджинальд.

Вид у него был довольно утомленный.

– Так тебе все-таки удалось расшифровать дневник Ведомира?

– Увы, нет, – сразу помрачнел Реджинальд. – И отнюдь не из-за недостатка усердия. Правильнее сказать, пока не удалось. Знаешь, кто помогает мне в расшифровке? Ты не поверишь. Некая итальянка. Пособница ассасинов, между прочим. Мы привезли ее в наш французский замок, в лесную глушь. Но эта дама утверждает, что ей в работе нужна помощь сына, а сын у нее пропал несколько лет назад. Лично я сомневаюсь в ее словах. Если бы синьора пожелала, она бы и одна справилась с расшифровкой дневника. Думаю, она просто хочет с нашей помощью разыскать своего отпрыска. Она согласилась взяться за работу при условии, что мы найдем его. И мы наконец его нашли.

– И где же?

– Там, куда ты вскоре за ним отправишься. На Корсике.

Итак, я ошибся в своих предположениях. На сей раз – никаких убийств. Меня ожидала роль няньки. Должно быть, эти мысли отразились на моем лице.

– Что? – спросил Реджинальд. – Считаешь такое поручение ниже своего достоинства? Как раз наоборот, Хэйтем. Это задание – самое важное из всех, какие я тебе когда-либо давал.

– Нет, Реджинальд, – вздохнул я. – Это ты считаешь его самым важным, поскольку таков ход твоих мыслей.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Твоя заинтересованность в расшифровке дневника, а теперь и в сопутствующих обстоятельствах, означает, что все прочие дела выпали из круга твоего внимания. Возможно, ты даже не заметил, как перестал ими управлять…

– О каких делах ты говоришь? – недоумевал Реджинальд.

– Об Эдварде Брэддоке.

– Вот оно что, – удивленно произнес Реджинальд. – Ты хочешь что-то сообщить мне о нем? То, что ты не решался доверить письмам?

Я махнул грудастой официантке, чтобы принесла нам еще эля. Просьба была немедленно выполнена. Официантка с улыбкой поставила перед нами пенящиеся кружки и удалилась, покачивая бедрами.

– Что тебе известно от самого Брэддока о его действиях за последние годы? – спросил я Реджинальда.

– Вести от него были весьма скудными. За эти шесть лет мы виделись всего один раз. Наша переписка становилась все более нерегулярной. Брэддок не одобряет моего интереса к Тем, Кто Пришел Раньше и, в отличие от тебя, этого не скрывает. Похоже, мы с ним существенно расходимся во мнениях о том, как наилучшим образом распространять учение тамплиеров. Неудивительно, что я почти ничего о нем не знаю. Но если бы захотел узнать об Эдварде побольше, я бы расспросил того, кто сражался с ним бок о бок. И кто был бы этим человеком, как ты думаешь?

Последнюю фразу Реджинальд произнес с заметным сарказмом.

– Ха, от меня тут толку мало, – вырвалось у меня. – Ты прекрасно знаешь: когда дело касается Брэддока, я не могу быть беспристрастным наблюдателем. Мне он и раньше не нравился, а теперь он мне просто противен. Я не могу поделиться с тобой объективными наблюдениями. Могу лишь высказать свое мнение: он превратился в тирана.

– В чем это проявляется?

– Преимущественно в жестоком обращении со своими солдатами. И не только с ними. С теми, кто вообще ни в чем не виноват, а попался ему под горячую руку. Впервые я увидел это в Нидерландах.

– Как Эдвард обращается с солдатами – это его дело, – пожал плечами Реджинальд. – Хэйтем, ты не хуже меня знаешь: солдатам нужна дисциплина. Не будет дисциплины – армия превратится в сброд.

Я покачал головой:

– Могу рассказать тебе один случай. Это было в последний день осады.

– Что ж, расскажи, – согласился Реджинальд, откинувшись на спинку стула.

– Мы отступали. Голландские солдаты потрясали кулаками и проклинали короля Георга за то, что не отправил побольше англичан на защиту крепости. Почему этого не случилось, я не знаю. Изменило бы это ход войны – мне тоже неизвестно. Мы сидели внутри пятиугольника крепости, и сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из нас представлял, как противостоять натиску французов. Они напирали с неутомимой жестокостью, но мы постепенно притерпелись.

Брэддок был прав. Французы окружили крепость двойным кольцом траншей и начали обстрел города, подвигаясь все ближе к крепостным стенам. К сентябрю они заложили в траншеи мины и подорвали. Это и помогло им прорваться.