Пани царица - Елена Арсеньева

И вот на Руси повеяло, как ветром, именем нового Димитрия…Этот ветер грозил нанести дымы и пожары, кровь и слезы, трупный дух и разорвсей земле, однако Заруцкого это не заботило. Он вмиг смекнул, сколь полезенможет оказаться ему новый «сын Грозного», и теперь размышлял лишь о том, чтобыпримкнуть к нему. И не просто примкнуть – сделаться одним из самых близких емулюдей.

И вот Болотников посылает Заруцкого в Стародуб. ИванМартынович простился с бывшим соратником навсегда. Нет, почти навсегда, ибовернуться он собирался только в одном случае: если новый Димитрий окажетсясовершенно безнадежен как повторение того, первого, истинного, за которымкогда-то пошел Заруцкий и который, сам того не ведая, искалечил всю его жизнь…

В Стародубе он с ухмылкой смотрел в блеклые, настороженные,хитрые глаза «воскресшего царя» – в те самые глаза, которые помнилтемно-голубыми, отважными, удалыми! – и расточал окружающим уверения, каксчастлив-де видеть государя живым. А сам с довольствием убеждался, что двойникне тянет, нет, не тянет на того, кого тщился изобразить. Заруцкий радостноотмечал – пусть и мелкие, но все же имевшиеся! – противоречия в егоповедении и разговорах – то, чего не способны были уловить менее проницательныелюди. Вот как сейчас, при разговоре о Скопине-Шуйском.

Да, в самом деле, князь Михаил Васильевич, родственникнынешнего царя Василия Шуйского, был возведен первым Димитрием в созданноенарочно для него звание государева мечника – звание скорее польское, чемрусское, а в ночь мятежа благородный воин сгинул неведомо куда, унеся мечДимитрия, оставив своего господина безоружным и сделавшись одной из причин егогибели. То есть гибели подлинного Димитрия…

Этот, подменыш, ляпнул: «Помню, в опасную минуту кличу яСкопина-Шуйского: «Где мой меч? Подайте мне мой меч!» – а того и слыхом неслыхать». Так оно и было, новый Димитрий затвердил все точно. И человек доверчивыйвыслушает сие, развесив уши.

Однако… В самом деле, если Димитрий со слов ГригорияШаховского, придумавшего эту историю, уверяет, что он, загодя предупрежденный,исчез за несколько часов до начала мятежа, то как же можно говорить, что онпризывал к себе Скопина-Шуйского?! Или одно, или другое. Или он осталсябезоружен – и был убит, или спасся, но тогда исчезнувшего мечника выкликалдругой: тот, кого убили вместо царя…

Это, конечно, была мелочь, ерунда, оговорка, однако такиевот оговорки доставляли Заруцкому огромное удовольствие. Они принижали в егоглазах Димитрия. Тот, первый, ныне погибший, был воистину существом высшим,отмеченным Божьей волею и царственным происхождением. Этот… самозванец, неболее. Хитер, да, очень хитер – но из породы тех, о ком в народе снисходительноговорят: «Как бы сам себя не перемудрил». В нем было отталкивающее сочетаниежестокости и трусости, надменности и неуверенности в себе, заносчивости ильстивости, ума и глупости. Ох, не по силам короб взвалил себе на плечи новыйДимитрий, ох, не сносить ему головы!

Ну и ладно. Туда ему и дорога. Заруцкий толькоперекрестится, когда этот царек – вот именно, новый Димитрий никакой не царь, ацарек! – слетит с пьедестала, на который он влез усилиями ошалевшего отсобственной выдумки Шаховского и иже с ним. Но сначала царек должен сделать то,чего ждет от него Заруцкий. Должен! И пускай попробует не сделать этого!

Иван Мартынович вдруг ощутил боль в руках и опустил глаза.Несколько мгновений с недоумением разглядывал сжатые кулаки, потом распрямилпальцы и мельком улыбнулся Димитрию, который смотрел на него озадаченно:

– Ох и устал я! Ничего не соображаю. Да еще вволю огребкрепких тумаков от твоих верных стародубцев. Все тело ломит. Кто бы размялкостоньки? Эх, помню, когда был в плену у крымцев, знавал там старуху одну,турчанку Ферузу. О ней слухи ходили, будто придут воины из битвы – ажшевельнуться не могут, до того саблями намахались, а она начнет маслом ихумащать да руками тело разминать – все как новенькое спустя малое время станет.Вот как бы меня кто так размял-разугодил!

– Старухи-турчанки у меня нет, – развел рукамиДимитрий. – Зато есть одна молодка. Вот уж кого хошь разугодит! Тестокрутое, немятое! Небось в ступе не утолчешь. Да какова затейница! Повозишься снею часок – и про все хворости забудешь. Прислать ее тебе?

– Отчего ж нет, пришли, – покладисто кивнулЗаруцкий. Конечно, сердце его было полностью занято, в мыслях и душе цариладругая, однако же сердце молодого мужика – это одно, а молодая плоть-хотьсвоего просит-требует. Опять же – зачем обижать хозяина отказом?

– Только ты знай, Иван Мартынович, – как-тосуетливо примолвил Димитрий. – Эта баба не простая гулящая какая-нибудь,а… Ну, сам увидишь. Она хорошая баба. Ты с ней поласковей будь. Не бей, необижай. Такую бабу, раз отведав, снова захочешь. Так вот знай: коли по нравупридется, можешь ее у себя оставить.

Какое-то время Заруцкий смотрел на царька, потомухмыльнулся:

– Чего-то ты так раздобрился, а, Димитрий Иванович?Никак привязать меня хочешь к своему войску? Но только не ту узду сыскал. Баба– она разве привязка? Разве баба меня удержит?

Тут Заруцкий лукавил. Удержать его близ царька могла как разбаба… но, уж конечно, не эта «затейница», которую хозяин намеревался дать гостюна постель. Подумаешь, тесто крутое! Нашел невидаль! Но, конечно, знать об этомДимитрию не следовало, замыслы свои Заруцкий намеревался держать в тайне –елико возможно долго. Но не навсегда. Нет, не навсегда!

– Отчего бы мне не попытаться такого молодцаудержать? – снизу вверх, не без зависти, поглядел низкорослый идовольно-таки худосочный царек на разворот плеч высоченного Заруцкого, на егоналитые кулаки и сильные ноги. – Мне такие, как ты, нужны…сметливые! – Блеклые глаза его прищурились, щербатый рот расплылся в широкойухмылке. – На что тебе пропадать у Болотникова в осаде и безнадежности?Сам знаешь: его час скоро пробьет. Ни богатств ты там не наживешь, ни почестей,разве что пожалует тебя Шуйский, по присловью, двумя столбами с перекладиной. Авот у меня…

– Да и у тебя не больно-то разживешься, – перебилего Заруцкий. – Все теплые места, все вышние должности уже полякамирасхватаны. Рожинский, Меховецкий, Лисовский… тьфу, кругом ский да цкий ,русскому человеку и притулиться негде.

– Да ведь ты и сам цкий , – захохоталДимитрий. – Ты ж Зару-цкий ! Вполне в этом ряду встать можешь – пока наравных с ними со всеми. А проявишь себя – там поглядим, поговорим о постахвышних. Одно могу сказать: все, кто со мной в Москву пойдет, получат званиябоярские да дворянские. Боярин Иван Мартынович Заруцкий – каково звучит, а?

– Звучит складно! – Заруцкий попытался скрыть вприщуре алчный блеск своих глаз. – Только… скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Поживем – увидим.